особенно при такой маскировке. Впечатляет!
Инацея только коротко язвительно рассмеялась.
Обезьяна, поймавшая свою партнершу, опять подбросила ее вверх. Та взлетела и, сделав в воздухе несколько пируэтов, подобно фигуристке, вновь оказалась на качелях, надежно ухватившись рукой за перекладину. Потом возникла небольшая пауза, во время которой качели легко раскачивались в обе стороны. Потом две гимнастки сделали новый взлет, одновременно отпустили перекладину и синхронно исполнили двойное сальто, а затем третья обезьяна поймала одну из них правой, а другую левой рукой.
И опять рукоплескания и топот ног. Это уже была высшая математика гимнастического искусства на трапеции. Я был в восторге.
Потом они повисли втроем на одних качелях, взлетели один раз вперед, потом назад. Две обезьяны отцепились и с раскинутыми руками воспарили в воздухе, после чего вновь уверенно и с веселым визгом приземлились на собственных качелях.
Новый взрыв аплодисментов, на сей раз еще более громких.
Все понятно. Нечто подобное невозможно проделать с куклами. Ведь над ними не было помещения, где могли бы спрятаться кукловоды. Но даже если бы они и были, то подобные маневры и движения тела были слишком сложными, чтобы можно было поверить, что их выполнила марионетка.
Новая дробь литавр, на сей раз поддерживаемая продолжительным звуком скрипки, возвестила о следующем номере. Теперь одна из обезьян раскачивалась в одиночку. Она зацепилась руками за перекладину, в то время как другая обезьяна осталась на качелях над ней. Затем она отпустила перекладину и полетела над головами зрителей, совершая при этом один за другим элегантные пируэты, а потом с натренированной точностью ухватилась за руки своей ассистентки. Вдвоем они качнулись несколько раз вперед и назад, а третья обезьяна в это время раскачала свои качели, зацепилась за них ногами и, повиснув головой вниз, заняла позицию, чтобы ловить партнерш.
Дробь литавр нарастала. Двое качелей приблизились друг к другу, средняя обезьяна зацепилась – на сей раз ногами – за руки второй ассистентки, и вся компания застыла в воздухе. Все три обезьяны примкнули друг к другу, как звенья одной цепи, натянутой над головами зрителей. Туш прекратился. Наступила полная тишина. Все посмотрели наверх.
Вдруг средняя обезьяна начала кричать. Но это был не игривый визг, который эти животные иногда издают от радости, это был крик боли. Это было не удовольствие, а агония! Очевидно, обезьяна испытывала сильные муки оттого, что ее держали и тянули в разные стороны. Публика забеспокоилась, а я впился когтями в парапет. Была ли эта сцена реальной или только частью инсценировки? Нет, пожалуй, все было по-настоящему! Это была катастрофа! Неожиданно я потерял уверенность в том, что это были переодетые артисты. Похоже, это были настоящие животные, необъяснимым образом выдрессированные и демонстрирующие такие неестественно высокие достижения. Крик, во всяком случае, убеждал меня именно в этом предположении. Весь мой восторг исчез.
Но ни одна из двух других обезьян не отпускала среднюю. Несмотря на душераздирающий крик, они продолжали упрямо тянуть свою товарку в разные стороны. Их тупоумная жестокость взбесила меня – ведь было достаточно просто одной из обезьян уступить! Они не понимали этого своим недалеким умом примата. Или были чуть хитрее, чем я предполагал? А может быть, они боялись, что могут отпустить свою партнершу одновременно, и она полетит головой вниз в толпу зрителей.
Между тем крик постепенно превращался в страшный стон, и некоторые зрители стали вставать со своих мест. Я тоже вскочил и точно наорал бы на проклятых бестий, если бы в следующий момент не случилось то, что я никогда в жизни не смогу забыть, о мои дорогие друзья!
На глазах у всех обезьяна разорвалась. Да, ее подруги в прямом смысле порвали ее на две части! Со страшным треском тело лопнуло и разделилось пополам, и на публику вылился дождь крови – густые, красные капли, как показалось в этот страшный момент, опускались на зрителей неестественно медленно. Я отпрянул от парапета и стал жадно глотать воздух, но в то же время не мог отвести взгляда от этой ужасающей картины. Обе обезьяны отдалились друг от друга, и каждая из них держала в руках половину своей партнерши, и это было невероятно страшно. Но, пожалуй, еще более шокирующим в этот момент, мои дорогие друзья, было то, что ужаска совершенно хладнокровно продолжала сидеть на месте и, казалось, по-настоящему наслаждалась происходящим с блаженной улыбкой на губах! Может быть, она лишилась рассудка?
Обе обезьяны вместе со своей страшной ношей полетели сначала назад, потом вперед, достигли той точки, где произошло страшное действо, вновь сблизились, и две части тела вдруг соединились воедино! С отчетливо слышимым механическим треском они как будто вошли в паз, как детали сборной конструкции, и неожиданно разорванная обезьяна вновь стала единым целым! Она даже издала блеющий смешок, типичный для шимпанзе.
По залу прокатился шепот ошеломленной публики.
На пару мгновений три артистки зависли в воздухе – курьезная гирлянда из обезьян и качелей под куполом цирка, поддерживаемая очередной дробью литавр. Потом обезьяна, ловящая партнерш, отсоединилась от двух других, и те стали взлетать то назад, то вперед, пока, наконец, удивительным образом сросшаяся гимнастка не отпустила перекладину и, безукоризненно исполнив тройное сальто, не приземлилась в руки партнерши.
В зале стояла мертвая тишина.
Я, пошатываясь, с обмякшими коленями вновь подошел к парапету, все еще будучи убежденным в том, что только что стал свидетелем необъяснимого чуда, пока прямо передо мной на перила ложи медленно не опустилась одна из предполагаемых капель крови, оставшись там лежать. Это был лепесток красной розы.
