неприятно.
— Ну чего ты? — шепчет.
— Наверное… Ивен скоро придет? — Вот не радует меня возможность, что Ивен все увидит. Понимаю, что и сквозь стены видит, но так хоть иллюзия скрытости от глаз.
— Не придет, пока не позову, — отмахивается Иллариандр.
— Ты передумал ждать церемонию? — решаю уточнить.
Император чуть отстраняется, отворачивается к окну.
— Нужно подождать, — отвечает.
По-прежнему не понимаю зачем. Но спрашивать здесь, сейчас и у него — не рискую.
Размышляю, не пора ли мне уходить или дожидаться, когда император попросит. Уже почти решаюсь, но он по-прежнему обнимает, вдыхаю запах мужских благовоний, чего-то терпкого, будоражащего. Кладу голову на его плечо, а то решит еще, будто я из корысти приходила. Стараюсь думать о том, как мне хорошо. Кажется, начинаю засыпать. Сложный был день. А у императора тут довольно тепло…
Лучше бы я у костра остался, а она в фертоне. Ходит туда-сюда, тревожа настроенное омаа, не давая как следует заснуть: постоянно отмечаю, где и что делает. Пока не отправляется в фертон к повелителю. Даже выныриваю из полусна, а ну как спросит о чем-нибудь лишнем?
Но Ивен закрывает фертон. Оставался бы я личным Стражем — мог бы смотреть, а так — нельзя.
Принесший столько всего день изливается болезненной гнетущей горечью, опустошая, вырывая душу с корнями. Собираю расползающийся омаа, уплотняю как могу, лишая себя ненужных эмоций. Сосредотачиваюсь на одной мысли: выспаться. Все остальное подождет до завтра.
Но, видимо, не подождет. В неровный сон вплетается звук, ощущаю приближение, на долю мгновения перед взглядом загораются изумрудные глаза змеи. Ивен.
— Что? — спрашиваю, когда заходит внутрь.
— Буду здесь спать, — отвечает. — У императора сегодня занято. Не возражаешь?
Пожимаю плечами, возразил бы, да нечего. Кошка настороженно приподнимает голову, чихает с определенной долей брезгливости.
Ивен ощупывает ее своим омаа, укладываясь на кровать Ноэлии, скрывает нас пятном. Личные Стражи императорской четы совещаются, о да. А ведь когда-то мечталось, что так и будет… Отворачиваюсь к своему окну, все пытаюсь настроиться на сон. Бесов Раум, только его не хватало для полного счастья!
— Уже решил, что будешь делать, когда тебя совсем отстранят? — спрашивает вдруг, растравляя и без того саднящую рану.
— Решил способствовать моему окончательному отстранению? — Выпускаю тонкую струйку омаа.
— Неудачников не любят, — заявляет с легкой ленцой.
Хочешь спровоцировать, заставить ошибиться? Второй раз подряд не простят.
— И кого же ты пророчишь на мое место? — Ложусь на спину.
Не бегать же от него. Не смотрю: омаа и без того скрещиваются, словно шпаги. Зачем приперся, змей?
— Не мне решать, — пожимает плечами. — Но учитывая, что императрица пошла на поклон к повелителю, лучше бы тебе подстраховаться на предмет альтернатив.
— Не тебе решать.
На поклон, значит. Ну а чего ты ждал? Тут вариантов-то и нет. Не поклонишься сам — согнут.
— Ладно, может, она тебя еще пожалеет. Как пожалела, позвав сюда.
Омаа вскипает разъяренным ягуаром, с трудом удерживаюсь, чтобы не вскочить, не прижать гада к стене. Впрочем, тонкая слишком, еще не выдержит. Даром что металл. Да и у меня с силами сейчас не очень, тратить неразумно. На завтра собрать бы достаточно.
— Тебе есть что сказать или поговорить не с кем? — уточняю.
Легкий стук мягких лап о пол фертона, в бок тычется что-то теплое. Машинально провожу рукой, и только потом осознаю, что это котенок запрыгнул, мурчит. Вспоминаю, они же омаа плохо переносят. Даже странно, что пришла. Но успокаивает внезапно. Ну что ж, зверь. Давай дружить.
— Думал, ты тут скучаешь один. — В голосе Ивена перекатывается насмешка.
— Сплю я. Если ты разучился по омаа определять. Потренируйся, что ли, и не мешай, будь любезен.
— Вот за эту свою дерзость и непочтительность ты всегда и был в опале. И снова скоро будешь.
— Тогда хоть в морду тебе смогу дать беспрепятственно.
— Что ты сказал?!
