– Вы богатыри, с вас другой спрос.
– А пес Даниила? Он же Федору ухо отгрыз. Ты где был вообще, куда смотрел?
– Я забыл это в правилах оговорить, – вздохнул Микула, – завтра обязательно скажу. Виноват. Но я свою вину признаю, а ты что?
– А я что? Я молодец. Побеждаю вот в турнире, для царя-батюшки.
– У вас уже трое выбыли, из них два богатыря. А ты о какой-то победе говоришь.
Святогор беззаботно хмыкнул и пожал плечами:
– Ты же понимаешь, что меня из этих противников никто не одолеет.
– Даниил убежден в обратном.
– Даниил твой подлость какую-то задумал.
– Чего это он мой?
– А чей?
– Свой он.
– Он против царя, и ты не «за». Вот и получается, что вы вместе.
– Да мне что царь, что князь, все едино, – начал повышать голос Микула, – я народу служу!
– А я – нет? Что, лучше стало без царя-то? Вот уже и Руси нету.
– Как это нету?
– А вот так вот: нету, и все. Какие-то тридевятые царства кругом. А где Русь? Нету.
– Царства-то – русские…
– Э, нет, брат Микула, тут только начни разделять… Так и Киев окажется не русским городом.
– Ты чего несешь? Киев – и не русский город?
– А вот так, будет какая-нибудь заграница. Поставят кордоны, скажут – все, русским людям сюда нельзя. Только с дозволения нашего короля или князя.
– Дурак ты, Святогор; как Киев может стать не русским, если из него вся Русь пошла?
– С Киевом я, может, и перегнул, но ты идею пойми: нам вместе надо быть. А символ этого нашего единства – это царь. Ты Мстислава видел же, как тебе впечатление?
– Хороший парень. Вроде бы.
– Мировой царь будет, попомни мое слово. Я его с детства учил. Учу, а сам боюсь, вдруг какая в нем гнильца проступит или жестокость. Но нет же, нет. Настоящий царь, не будь я Святогор.
– Не буду я лезть в эти ваши склоки. Что царь, что князь. Наша Василиса вообще в Белом королевстве теперь – поди узнай, что там у нее… Ставру она что-то писала, а мне – нет.
– Шут с ней, с Василисой: выиграем турнир – не будет никаких князей и разных царств, будет одна Русь и один царь.
– Пока что вы его проигрываете. Трое ваших выбыли против одного.
– Да кто там меня победит? Даже Вольгу никому из них не одолеть.
– Вот и Илья думал, что его не одолеют.
– Ты про Илью зря напомнил, – вздохнул Святогор, – он только с виду нормально держится, а я вижу, что стыдно ему и обидно. Шутка ли – богатырю проиграть схватку обычному человеку… Ты еще на меня сердишься. А я разве этого Горыню унижал?
– Унижал. Мог бы и дать ему посражаться для виду.
– Нет, подожди. – Святогор вскочил с места и повысил голос: – Я его калечил?
– Нет.
– Я его, может, в грязи валял? Или я его лежачего пинал? Нет?
– Да не в том дело…
– Да ты погоди, давай разберемся, – напирал Святогор, – я его просто аккуратно и не больно положил на землю.
– Да ты богатырь. Ты сильнее. Ты должен быть добрее, чем они. С тебя спрос-то другой. С Лютополка какой спрос, он злой и глупый.
– Ты просто ко мне придираешься, ну признай уже это. Лютополк, откусивший Федору ухо, – это нормально, а Святогор, который аккуратно, почти нежно положил соперника на землю, – это плохо. Ты себя сам послушай. Я ему, между прочим, себя дал ударить два раза. Было очень больно, ты же знаешь, что мы хоть крепкие люди, но боль-то чувствуем. Синяк показать? У меня весь бок горит от его дубины, это на людях я невозмутимо выгляжу.
– У тебя уже завтра все заживет.
– Ну и что? А Дмитрий вон перед Колываном как в благородство играл. Лежачего не бью, упавшего не добиваю… Доигрался. Нет, от меня такого не дождутся, мне красиво выглядеть не нужно: я здесь, чтобы турнир выиграть. Это ты любишь чистеньким остаться, запачкаться боишься.
