Посидел немного, обдумывая разговор, взглянул на часы – совсем скоро предстояло идти в тронный зал на суд, и достал телефон:
– Гуго?
– Франц.
– Что с королевой?
– Пришла в себя четыре минуты назад. Из комнаты пока не выходила.
– Как выглядит?
– Плохо, Франц, очень плохо, – вздохнул де Лаэрт. – Всеслава необычайно слаба, и я не понимаю причин этого. Складывается впечатление, что роды высосали из нее все силы, включая магические.
Такое состояние Всеславы путало великому магистру все карты. Ему была нужна сильная, готовая сражаться ведьма – в этом случае можно было ограничиться минимальной поддержкой. Но что делать с больной Всеславой, которая могла только спать и плакать?
– Может быть, вызвать эрлийцев? – неуверенно протянул Франц.
– Я предлагал, но она ответила категорическим отказом.
– М-да… – Великий магистр помолчал. – А как ребенок?
– С ним все в порядке.
– Я хочу поговорить со Всеславой.
– Одну минуту.
Послышался звук шагов – Гуго прошел в соседнюю комнату, – негромкие голоса, мужские, затем женский, а еще через секунду де Гир услышал:
– Да?
И едва сдержал тяжелый вздох: так непохож был этот больной, усталый и слабый голос на то, как еще недавно говорила жизнерадостная, полная сил Всеслава.
Сдержал вздох и ответил:
– Рад тебя слышать.
– Жаль, обстоятельства неудачные, – попыталась пошутить женщина.
– Попробуем их исправить.
– Франц, мы оба знаем, что это невозможно. Уже невозможно. Я потеряла всех.
В ответ можно было только соврать, и теперь уже попытался великий магистр:
– Мы не сидим сложа руки, Всеслава, ни я, ни Сантьяга. И есть основания…
– Нет оснований, мой дорогой и очень неожиданный друг, – мягко перебила рыцаря женщина. – Ярина погибла, Параша погибла, Ямания, Мечеслав… Мы все знаем, что Всеведа не остановится и будет преследовать меня и моего ребенка до конца.
– Как я уже сказал, нужно бороться.
– С кем?
– Да хоть со всеми.
– Со всем миром?
– Ты боишься всего мира?
– Я боюсь за ребенка! – Всеслава закусила губу, помолчала, тяжело дыша и чувствуя, что разговор отнял у нее много сил, после чего продолжила: – Ты меня знаешь, Франц: я умею рисковать. Нельзя подняться на самый верх, избегая сражений, и я их не избегала. Нельзя удержаться на самом верху, избегая сражений, и я их не избегала. Я достаточно дралась, но эту схватку проиграла и не удержалась на вершине – да. Я падаю. С каждой секундой – все быстрее. Мы оба знаем, что я еще могу учинить междоусобицу – есть воины, которые пойдут за мной, – однако я их не поведу, потому что не собираюсь рисковать жизнью ребенка. Считай, что я сломалась, Франц. – Всеслава грустно улыбнулась. – Я знаю, что вы, рыжие, презираете сломавшихся, но я все равно это скажу.
– Ты не сломалась, – тихо ответил де Гир. – Любовь – это не слабость и уж тем более не поломка.
– Термины не имеют значения, Франц, я хочу спасти ребенка. Я готова на все, но сейчас я могу очень мало, почти ничего, и умоляю о помощи.
– Если речь идет только о ребенке… – Великий магистр откашлялся. И он, и женщина понимали, почему он начал речь именно с этого оборота, но, несмотря на весь свой цинизм, де Гир сбился. Закашлялся, выправляя голос, и продолжил: – Если речь идет только о ребенке, то беспокоиться не о чем: мы с князем потребуем от Всеведы гарантий.
– Я вам не доверяю.
– В принципе правильно, – не стал отнекиваться Франц. – Но мы слово сдержим. Во всяком случае – я.
– Ты не понял… – Женщина помолчала, подбирая слова: – Всеведа умна, хитра и жестока. Она будет ждать и обязательно ударит.
– Для этого ей нужно будет прожить дольше меня, – хмыкнул де Гир. – А она почти старуха.
