Замыкал поход, понятно, струг Ганса Штраубе – вояки опытного и знающего. Отставшему поможет, попавшего в беду поддержит, раненых вытащит, отступление прикроет, атаке на помощь придет. В нем боярский сын Егоров был чуть не больше, чем в себе уверен. Уж очень хитер зачастую немчура оказывался, простодушным казакам не чета…

Силантий командовал угрюмо. Приказов почти не отдавал, разговоров не заводил, с ратными не шутил. Как утром отваливали – токмо рукою изредка кормчему показывал, как струг удобнее через излучины провести. Ближе к вечеру приказывал на привал останавливаться – а там уже к атаману вся власть переходила.

Впрочем, казакам было не до веселья. Тяжелые струги шли все время против течения. Ветра на узком русле меж высоких лесов не было, так что мачты путники даже ставить не стали, полагаясь только на весла. Даже трудясь в две смены, выматывались они так, что на привалах сил оставалось только поесть да свалиться спать.

Восемь переходов прошли без приключений – даже огромные здешние ящеры к стругам старались не приближаться. Видимо, принимая за неведомых зверей, что могут при своих размерах оказаться и опасными. На девятый день пути, после первой пересменки, Силантий поднял руку и указал на берег. Струги один за одним послушно привалили к череде корней, подобно изгороди торчащим из воды.

– До заставы дикарской верст пять всего осталось, атаман, – сказал Андреев. – Надо бы помолиться крепко да пяток лучников вперед выслать. Знамо, со мною и Маюней. Глаз у остяка острый, пригодится.

– Задумку имеешь? – спросил его Егоров.

– О прошлом разе до тех пор от чародея прятались мы, пока разговоры житейские не завели, – признался десятник. – На них сразу и попались. Посему полагаю, души нам очистить надобно, исповедавшись, и причастие принять. А уж опосля, с мыслями травяными, на колдунов и выступать. После пропажи караульного воеводы здешние, по уму, пост усилить должны. Место там на троих – троих, вестимо, и поставят. Подкрасться надобно незаметно да стрелами и посечь, пока чары напустить не успеют.

– Разумно… – согласился воевода и, обернувшись, закричал: – Отец Амвросий, разворачивай часовню походную. Ныне помощь Господня нам превыше прочих надобна. Исповеди принимать пора да грехи отпускать, дабы с душою чистой и твердой в сечу идти.

Над именами лучников следовало подумать особо. Выбрать лучших из лучших, дабы первой же стрелой по цели не промахнулись, но и по нраву спокойных – чтобы суетой или смехом себя не выдали. Иван Егоров поколебался и выбрал… Себя.

Пробираться через здешние густые заросли пять верст пешком лучники не рискнули – на первом струге прошли вдоль берега вверх и высадились всего за полверсты до колдовского караула. Дальше началось самое трудное – красться между плотно стоящими стволами и путаными толстыми лианами, протискиваться через кустарник, стараясь хотя бы не издавать никаких звуков, раз уж не колыхать ветки в растительной густоте было невозможно.

Лес пах гнилью и курагой, дышал влажностью, сыпал листьями и коричневой трухой, похожей на перетертую кору. Он ронял на голову и за шиворот склизких гусениц и колючих жуков, облеплял паутиной, захлестывал ветвями и корнями. При этом какие-то твари постоянно кусались под одеждой и в волосах, стволы царапались, многие кустарники оказывались с шипами…

Людям же нужно было молчать и сохранять спокойствие в мыслях, мечтая о зеленых листьях и сладких цветочках. Иван Егоров, раз уж эта уловка помогла однажды, решил не отказываться от нее и сейчас, надеясь выдать себя перед колдунами за тупую скотину. С каждым укусом или порезом он неизменно радовался, что решил идти в головном отряде сам. Казаки ведь народ буйный, вполне могут разозлиться, заругаться, кохух сорвать и ногами потоптать… Атаман же после каждого укуса лишь громко шептал, как бы себе под нос, но слышно для товарищей:

– Хочу покушать вкусных веточек, хочу кусить белые цветочки… – подавая пример правильного поведения и напоминая о том, о чем нужно думать. При воеводе казаки сдерживались, воли чувствам не давали.

Примерно через час таких мучений лазутчики неожиданно услышали сверху протяжный распев. Мгновенно замерев, они подняли лица и увидели впереди, в гнезде, сплетенном в кроне многовекового дуба, паренька в набедренной повязке, что-то растирающего меж камней, при том мурлыкая под нос песенку и отбивая ступней ритм. Совсем изредка караульный поднимал голову, бросал на реку скользящий взгляд и снова возвращался к своему делу. В общем, вел себя так, словно никогда в жизни не слышал о том, как снимают часовых и вырезают караулы, о том, что на посту нужно всегда держать ухо востро, ибо даже в самое мирное время дальний дозорный, закрывая злоумышленникам путь в свою страну, рискует головой…

Иван Егоров вскинул палец, открыл колчан, достал лук, наложил стрелу на тетиву. Покосился на товарищей. Все лазутчики последовали его примеру, зацепив кольцом большого пальца тетиву и зажав комель стрелы в кулаке.

– И-и-и… Х-хо! – Атаман, напрягшись всем телом, резко оттянул правый кулак к уху и тут же его разжал, не в силах удержать натянутым тугой лук. Пять стрел легкими росчерками пронзили листву и все разом впились в смуглое тело. Караульный мигом обмяк – наверное, даже и не успев понять, что случилось. Однако пара сообразительных ворон уже спикировала к свежей мертвечине.

– Травка зеленеет, цветочки распускаются, веточки вкусные и большие… – торопливо напомнил Егоров, о чем именно сейчас нужно думать.

– Лук можно не прятать, – тихо сказал Силантий. – Тут рядом, сажен сто.

Так же медленно и осторожно, взвешивая каждый шаг, лазутчики добрались до ручья, по нему, согнувшись в три погибели, прокрались под свисающими ветвями к началу тропы, выбрались на нее, наложили стрелы на тетиву. Затаив дыхание, двинулись дальше – пока не услышали громкий разговор.

Вы читаете Крест и порох
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату