отдаваться, нежели всем по их прихоти… Свари мне зелье приворотное, Ми! Ты ведь средь наших лучшей шаманкой завсегда считалась, у тебя получится. Пока этот воин молодой из моих рук ест, я его и напою. Он не страшный, я пригляделась. Бледный, знамо. На человека не очень похож. Но уж лучше такой, чем все. Сваришь?
– Коли травы найдем, сварю, – согласилась Митаюки. – На меня ныне ужо не особо смотрят, сильно могу не таиться. Что класть нужно, помнишь? Клевер, душицу, маралов корень. Под ноги смотри. Может, первая заметишь.
Травы были местные, дикий лук, укроп и сельдерей женщины искали долго – так что все нужное воспитанницы Дома Девичества собрали без особого труда, и вечером юная шаманка устроилась возле одного из костров, заваривая приворотные травы. Делать это в берестяной коробочке дело непростое. Береста, особенно горячая, мягкая – способна смяться от любого неосторожного движения; верхние края и складки, которые не смачиваются водой, моментально загораются, стоит только зазеваться. Столь сложным делом без особой необходимости никто заниматься не станет. Зачем с трудом готовить что-то себе одному, когда рядом есть большие котлы с общей едой? В них и согреть что-то можно, и отвар горячий зачерпнуть, коли холодная речная вода не нравится. Посему Митаюки весьма удивилась, когда заметила через костер белокожую и русоволосую девушку в вышитом сарафане. Незнакомка занималась тем же, чем и она – заваривала что-то в берестяном коробце.
Ощутив ее взгляд, девушка подняла голову, и Митаюки сразу спросила:
– Ты кто?
– Я казачка, именем Елена, – спокойно ответила незнакомка.
– Почему я не видела тебя никогда раньше?
– Ты полонянка, сир-тя, – опустила взгляд казачка. – Ты не должна задавать вопросов своим победителям.
Юная шаманка сжала губы, вернулась к отвару, нашептывая заклинания… И вдруг услышала, словно эхом, точно такие же слова с той стороны костра!
– Кто ты, Елена?! – повысила голос Митаюки.
– Будешь кричать, на тебя станут смотреть дикари, – ответила казачка. – Я белая, меня не тронут. Сперва захотят узнать, чем занимаешься ты.
– Кто ты? – теперь уже тише спросила девушка.
– Тебе не нужна я. Тебе нужен волос, – с легкой усмешкой ответила Елена. – Я свои уже скрутила.
Она вскинула левую ладонь, что-то показывая, провела ею над пламенем, растерла, высыпала в отвар, продолжая нашептывания, поднялась:
– Не ходи за мной, Митаюки-нэ. Накличешь беду, – предупредила казачка.
– Ты знаешь мое имя?!
– Иди за тем, что нужно тебе, – посоветовала Елена, – и оставь мне то, что нужно мне. И тогда в твоей жизни станет немножко меньше горя, а в моей немножко больше добра.
– Ты?! – внезапно осенило юную шаманку, но она вовремя осеклась, дабы лишнее прозвучавшее слово не оборвало ей жизнь.
– Умница, – похвалила девушку казачка и отправилась к церквушке.
– Мы все умрем… – сглотнув, прошептала себе под нос Митаюки-нэ, однако сделать что-либо не посмела. Оставила все как есть, поднявшись и повернув к дому атамана, к Тертятко-нэ, за кровью и волосками.
В церкви в это время было тихо и сумрачно. Три сальные свечи, потрескивая, сгорали перед крестом и двумя иконами на стенах. Казаки уже отстояли вечерню и ныне пировали у костров. В маленьком храме остались лишь священник и его помощник, юный Афоня по кличке Прости Господи. Отец Амвросий стоял на коленях перед распятием, паренек прибирался, пряча в сундучок дорогие бронзовые подсвечники, оловянный кубок и вино для причастия. Он-то и заметил круглолицую язычницу, что осторожно скользнула в церковь, тихо притворив за собою дверь.
– Тебе чего, самоедка? – поднялся Афоня.
– Я к пастырю, – ответила дикарка, подступила, положила ладонь ему на лоб. Прости Господи зевнул, сел на сундук, откинулся на стену, зевнул еще раз и закрыл глаза.
Язычница прокралась дальше, остановилась за спиной священника, потянула носом воздух и тихо спросила:
– Я обидела тебя, слуга великого бога?
Отец Амвросий, отвесив еще поклон, перекрестился, поднялся, повернулся к гостье.
– Чего тебе надобно, язычница? – сурово нахмурился он.
– Я хотела всего лишь узнать побольше о твоем боге, пастырь. Прости невольную ошибку глупой дикарки. – Гостья опустилась на колени, вскинула над головой берестяной коробец: – Вот, я принесла тебе испить травяного отвара. Надеюсь, ты смилуешься и откроешь мне тайны своей веры?
– Хорошо, язычница, – смягчился священник, взял корец. Не торопясь его осушил.
– Меня зовут Ирийхасава-нэ, пастырь, – напомнила полонянка.
– Искренне ли желаешь ты приобщиться к новой вере, язычница? – спросил отец Амвросий.
– Я готова отдать все, лишь бы узнать ее, пастырь, – ответила Ирийхасава-нэ и неожиданно скинула с себя одежду.