бегали холодные мурашки. Однако, на диво, выспался он отлично и ощущал себя сильным и бодрым.
Поднявшись, паренек потянулся и с изумлением увидел, что отец Амвросий все еще стоит перед распятием на коленях, отбивая земные поклоны и истово крестясь.
– Ты чего, вовсе не спал, батюшка? – тоже осенив себя знамением, спросил Афоня.
– Господь послал мне испытание, сын мой! – поднял голову священник. – И позор мне, я не выдержал искуса!
– Какое испытание?
– Вставай, отрок, у нас много дел! Мы должны подготовить молебен, распятие и образа для крестного хода и освятить воду для обрядов.
День отца Амвросия начался с того, что он обошел двор, освятив по очереди все три башни острога, а также очаги, на которых готовилась пища и варилась соль, и особо – врата крепости. Потом, после завтрака, он требовательно собрал всех казаков на благодарственный молебен Господу, открывшему рабам своим новые, богатые земли, прочитал проповедь о ниспослании казакам испытания, о необходимости принести язычникам свет истины, свет веры Христовой, и порешить богомерзкие капища – после чего воодушевленное православное воинство, распевая псалмы, обошло острог крестным ходом и вернулось в тесный храм для завершающей службы.
Отпустив казакам грехи, вольные и невольные, причастив их всех, исполнив долг свой пастыря ватаги, отец Амвросий наконец-то хоть немного успокоился душой и в спокойном уединении вознес благодарственные молитвы Всевышнему. Храм был пуст – казаки и служка ушли обедать, благо язычницы на службу не отвлекались и обычную полуденную уху все же приготовили.
Вот тут-то в часовню и скользнула круглолицая черноволосая девица в опрятной малице и высоких мягких торбасах.
Священник оглянулся, вскочил в ужасе, попятившись и прижавшись спиной к стене:
– Сгинь, сгинь, нечистая сила! Сгинь, порождение похоти!
– Я знаю твою тайну, пастырь, ты сам признался минувшей ночью. – Ирийхасава-нэ покачала головой со зловещей улыбкой. – Твой бог запрещает тебе отказывать язычникам в приобщении к твоей вере. Я язычница, и я хочу познать твоего бога, рекомого именем Иисус… – Невольница повела плечами, и ее одежды легко, словно струйки воды, стекли на пол. – Ты не вправе меня прогнать, великий пастырь. Ты обязан говорить о вере и противиться искусу…
А за стенами храма в это самое время казаки встретили приветственными криками бледного, еле переставляющего ноги Ухтымку, который вышел, наконец-то, из избы воеводы, обнимая за шею одну из невольниц сир-тя. Пожалуй даже – вися на ней, ибо ноги молодого казака слушались его покамест плохо.
– А-а, живой! Только тебя вспоминали, богатым будешь! Ну, коли встал, теперича быстро на поправку пойдешь! – приветствовали паренька ватажники. – Сюда иди, к огню садись! Как спина, мясо нарастает?
– Ух ты, дошел-таки, – со слабой улыбкой ответил раненый, с помощью пленницы усаживаясь на бревно. – Думал, свалюсь…
Девушка, сняв его руку с плеча, метнулась к котлу, набрала рыбы, принесла пареньку. Тот, тяжело отдуваясь и медленно двигая пальцами, начал есть.
– Митаюки-нэ! – позаботившись о раненом, окликнула подругу Тертятко-нэ.
– Выпил? – спросила ее юная шаманка, прижимаясь всей спиной к боку Матвея Серьги и тоже уминая крупного судака, отламывая от толстой спинки белые ломтики.
– А куда он денется? Я же его кормлю. Что дала, то и выпил.
– Наговор прочитала?
– Да, конечно… И чего делать дальше? Его, бедолагу, в своем спокойном уголке, наособицу, держали, пока ранен был. Теперь, мыслю, в общие чумы отправят, где все ночуют. Меня же там… Ну, опять…
– Ты должна наградить его близостью. Столь яркой и памятной, чтобы он тебя больше ни на одну не променял… – Митаюки с ласковостью котенка притерлась щекой к плечу Матвея, вызвав на губах бывалого воина невольную улыбку. – Ты должна пробудить в нем жадность. Приворотное зелье и жадность… Он скорее умрет, чем поделится тобой с кем-то еще.
– Но он очень слаб, Ми! Вдруг не выдержит?
– Неужели ты забыла, чему тебя учили в Доме Девичества, Тертятко? – мило улыбнулась шаманка. – Вспомни воинов. Вспомни наших красивых отважных воинов. Кто сильнее – они или трупоеды? Они – или волчатники, змеи, длинноголовы? Конечно, трупоеды и волчатники! Но у воинов есть дубины и копья. С помощью копий и палиц они легко побеждают и тех, и других. Мы, женщины, тоже рождаемся слабыми. И потому великая праматерь всех богов Неве-Хеге дала нам оружие, пользуясь которым мы способны побеждать любых врагов, добывать себе пищу и кров над головой. Оружие сие зовется мужчиной, которым женщине надлежит умело пользоваться и правильно им повелевать… – Митаюки-нэ, чуть повернувшись, опять крепко прижалась к плечу Серьги, и казак, не понимая ни слова из разговора на языке сир-тя, но ощутив нежность в голосе, обнял ее свободной рукой.
– Я помню… – виновато кивнула Тертятко-нэ.
– Приворотное зелье пробуждает его влечение. Но, чтобы овладеть мужчиной, ты должна наградить его наслаждением, к которому он станет стремиться. Выражая недовольство, делай близость сухой и скучной. Поощряя, превращай ее в безумие наслаждения. И тогда ты сможешь управлять им,
