Неистово жестикулируя, Эдисон велел вознице ехать назад в город. Когда изобретатель с Холидеем забрались в экипаж, дантист достал фляжку и предложил другу выпить.
— Нет, спасибо. Мне еще надо сделать заметки о сегодняшнем эксперименте, так что голова нужна трезвая.
Холидей, отпив из фляжки, завинтил колпачок и убрал ее в карман.
— Я вот тут подумал, Том…
— Да?
— Что если птица была Джеронимо или Римским Носом?
Эдисон глянул в окно и улыбнулся.
— Очень маловероятно, — убежденно произнес он.
— Ты так уверен…
Эдисон указал на дерево за окном.
— Видишь там на ветке белую птицу?
— Да.
— Полярная сова. Вероятность встретить такую посреди Нью-Мексико, в разгар дня, еще меньше, чем наткнуться на бородатую неясыть.
Холидей помахал сове рукой, и та махнула в ответ крылом — хотя позднее Холидей решил, что ему показалось.
29
Той ночью Холидей проиграл в покер три сотни долларов, затем выиграл пятьдесят в фараон и решил остановиться, пока не потерпел фиаско сродни тому, что постигло его в «Монархе», в ночь, когда Оскар Уайльд пришел посмотреть на его игру. Утром он встал в десять часов. На карнизе за окном сидела птица. Холидей заговорил с ней, но птаха в ответ лишь защебетала и, стоило к ней приблизиться, упорхнула.
Холидей спустился в вестибюль и, не застав там Шарлотты, вышел на улицу. Провел ладонью по щеке и решил, что пора побриться. Отправился в цирюльню.
— Могу вас и подстричь заодно, — предложил брадобрей, намыливая Холидею щеки.
Тот хотел было отказаться, но, взглянув на себя в зеркало, решил, что и правда слегка оброс. Шарлотте определенно будет приятнее ужинать с ним, если он приведет себя в порядок. С такими мыслями Холидей согласился на стрижку.
— Чуть ранее заходил ваш друг, мистер Бантлайн, — сообщил цирюльник, беря в руки ножницы. — Пытался продать мне латунную бритву, — хихикнул он. — Представляете! Латунную бритву!
— На вашем месте я бы купил, — ответил Холидей.
— Вообще-то, мистер Бантлайн пытался втюхать мне две дюжины лезвий. Божился, что они никогда не затупятся.
— Хотите верьте, хотите — нет, он говорил чистую правду.
— Сколько у меня, по-вашему, рук? — усмехнулся цирюльник. — Если эти лезвия никогда не тупятся, что мне делать с двумя дюжинами таких?
— Похоже, — улыбнулся Холидей, — Нед доизобретался до того, что разучился торговать.
— Так он не брехал? — спросил цирюльник. — Лезвия и правда вечны?
— Если Нед сказал, что вечны, значит, они вечны.
— Вы его друг, Док. Передайте мистеру Бантлайну: четыре я еще купить могу.
— Как увижу — передам, — пообещал Холидей.
— Ну ладно, не двигайтесь, сейчас я побрею вас настоящей бритвой.
Минуты через три цирюльник закончил, и Холидей, заплатив гривенник, вышел на улицу. Проведя два года в Тумстоуне и Лидвилле — городах, которые Эдисон буквально открыл заново, — он никак не мог заново привыкнуть к лошадям у коновязей, к кучкам навоза на дороге и газовым лампам, что средь бела дня освещают темные уголки комнат.
Холидей заглянул к Мейбл Гримзли и занял свой обычный столик. Мейбл сразу вышла к нему с чашкой в одной руке и кофейником в другой.
— Ага! — сказала она. — Мой любимый клиент!
— Скорее самый известный и зловещий, — ответил Холидей.
— Это одно и то же, — улыбнулась хозяйка. — Сохраните за собой громкую дурную славу — и останетесь моим любимым клиентом.
— Шарлотта к вам не заглядывала?
— Часа два-три назад. Сказала, что у нее кое-какие дела, но не захотела беспокоить вас. Решила, раз вы накануне играли в карты, то встанете очень
