Двоедушница

За последние несколько дней его речь стала существенно лучше. Наверняка в этом была и моя заслуга: я старался говорить с ним чуть более сложными фразами, чем делаю это обычно. И хотя отличие мобов девяностого уровня от них же тридцатого – ну, прямо скажем, не метафизический анализ воли Шопенгауэра, – мой собеседник, однако же, на ура научился пользоваться прилагательными, а в особо важных случаях даже деепричастиями.

– Учеба, что ли? Да забей! – распинался я. – Скажешь, навещал больного друга. Почти не соврешь.

– Друга?

Его интонация снова поставила меня в тупик. Либо он задал вопрос по ошибке, либо я поспешил с выводами, и он думает обо мне несколько иначе, чем подразумевает это слово.

– Ну, товарища, приятеля, знакомого… Случайного… – начал перечислять я на всякий случай, а в его глазах застыло нечто новое, чего я раньше не замечал. Сожаление? Грусть? Тоска какая-то… – Ладно, неважно. Могли бы в киноху сходить, потом в пиццерию какую-нибудь. Зря я, что ли, на продуктах экономил?

– Завтра. – Поначалу я решил, что он вот-вот согласится, но речь пошла о другом: – Приезжай к двенадцатой школе. Ты меня увидишь. Я пойду с уроков.

– «Выйду после уроков», – поправил я уже привычно. Он не обиделся, просто пропустил мимо ушей:

– Только это буду не я, а первый. Тот, кто живет днем.

– А ты, значит, ночью?

– Да. Собирайся, я покажу тебе Есми. Тогда ты поймешь, кто я такой.

Незнакомое слово напоминало прозвище или странное девчачье имя, но в любом случае, опасности в нем не ощущалось, да и мой спутник оставался спокойным, поэтому я покорно достал из шкафа джинсы и теплый свитер, переоделся под непрерывный стук клавиш за спиной и выкурил последнюю, ожидая, пока Игни попрощается со всеми за нас обоих и покинет игру.

Я больше его не увижу. Все кончено.

Я больше его не увижу. Все кончено.

Я больше его не увижу. Все кончено.

Я копирую и вставляю эти слова несколько раз подряд, потому что так они выглядят убедительней и лучше передают всю силу и окончательность моего решения.

Нужно было сказать мне сразу. Просто сказать, что такое Есми, а не тащить меня на эту чертову свалку, чтобы потом…

При мысли о «потом» желудок скрутил очередной спазм. По щекам градом покатились слезы. Сидя на полу, я хватал воздух широко раскрытым ртом и считал, тупо считал, как в детстве: раз, два, три… Нужно выйти. Я один. Дома никого нет. Раз, два… Нужно открыть дверь. Раз…

Я вывалился из туалета в одних трусах. Как добирался до своей комнаты, не помню. Меня хватило лишь на то, чтобы спрятать голову под подушку, иначе напуганные моим воем соседи точно вызвали бы полицию.

Лучше бы те четверо меня убили. Лучше бы он меня не спасал.

Я лежал, а потом начал проваливаться – вместе с кроватью, комнатой, домом, улицей. Вместе со всем городом – на эту его чертову изнанку с недоумершими людьми и вторыми душами. Прямо в бельма глаз того, кто был на свалке и смотрел на меня. Он смотрел на меня, а потом заговорил со мной…

Я не знал, как теперь жить. Я не знал, как со всем этим жить. Я… не…

Их много. Этих Есми – много, только мы не можем их видеть, а Игни – может. И я видел потому, что был с ним рядом. А они повсюду. Ходят между нами. Неучтенное население города. Мертвые души.

Сто раз собирался навести порядок в шкафу и выбросить этот клубок разноцветных удавок, но все жалел, думал – пригодится. Пригодился…

Размазав слезы тыльной стороной кисти, я начал распутывать провода. Джойстик от «Денди», несколько USB с разными разъемами, наушники, зарядные устройства, неработающие мыши и просто обрезки, которые я сохранял на случай, если понадобится где-то нарастить.

Холодно. Надо накинуть куртку от спортивного костюма. Хотя незачем. Теперь уже незачем.

Я не умею завязывать петли, да и выбранный шнур для этого слишком толстый.

Рая и ада нет. Есть две души города: лицо и изнанка – жизнь и не-жизнь. И есть то, что за изнанкой. Место, где все мы становимся чем-то вроде первичного бульона. Множеством частиц для новых душ. Я не бесследен. То, что было мной, станет несколькими будущими людьми. Но сначала превратится в бульон.

К горлу подступила новая волна тошноты. Я поспешно обмотал провод вокруг шеи и выкатил в центр комнаты компьютерное кресло. Встав на него ногами, потянулся к люстре.

Я не стану Есми. Эти существа не осознают свою смерть, а Дев на такое не поведется. Дев вообще чертовски осознанный. Сложив провод вдвое, я аккуратно положил получившуюся петлю на анкерный крюк и потянул к себе свободный конец, балансируя на цыпочках.

Задачка на третий закон Ньютона: если люстра весит около четырех килограммов, значит, она действует на потолок с силой 32,9 ньютонов. Плюс те 392