Отозвался. Ого, как. Голодный… Не хватило того, что было утром.
Ей тоже.
А ты, оказывается, нежный, когда ружьем не размахиваешь.
– Или не будем? – спросила она лукаво. Открыла глаза и любовалась тем, как ему хорошо.
– Ник, продолжай…
Его пальцы начали развязывать узел. Виток за витком разматывали шнур.
– Больно?
– Ага.
Не отрываясь от ее губ, он осторожно разминал ей запястье. Арсеника высвободила руку, в притворном порыве обняла его за шею. Нащупала ремень карабина. Кажется, Игни достаточно увлекся, чтобы застать его врасплох.
Но Арсеника медлила. Не могла и не хотела останавливаться. Лицо пылало, дыхание сбилось, она почти забыла, ради чего все это начинала, и просто принимала то, что он хотел ей дать. Или не ей – но сейчас это было неважно.
В себя ее привело шарканье ног. Это Колька прохаживался в сторонке и приглушенно что-то напевал.
Прости.
Арсеника сдернула карабин и сразу же отскочила, неумело держа его обеими руками.
Игни не удивился. Скорее выглядел уставшим и безразличным.
– Чертово дежавю, – сказал он, непонятно что имея в виду, и потер глаза. – Давай, задвинь теперь о том, какой я урод.
Еще непонятнее.
– Мы уйдем, а ты останешься здесь, – велела Арсеника не так твердо, как хотелось бы. Она слегка растерялась, ожидая другой реакции. Пусть не испуга, но хотя бы намека на него.
– Я говорил, что будет, если ты захочешь сбежать?
Он пошел прямо на нее. Арсеника пятилась, лихорадочно соображая, что делать дальше.
– Стреляй.
Игни остановился, когда дуло карабина уперлось ему в живот. Криво усмехаясь, протянул руку и направил его себе в сердце. И повторил настойчиво:
– Стреляй! Чего ты? Стреляй, сказал!
Арсеника вздрогнула и спустила курок.
Снова. И снова. Палец онемел, она перестала его чувствовать.
Но ничего не произошло.
Сполна насладившись моментом, Игни легко выдернул карабин из ее ослабевших рук. Забросил его за плечо, поднял с земли кожаный шнурок с явным намерением снова связать их с Арсеникой руки.
– С предохранителя забыла снять, – пояснил он сухо.
Мысль о том, что сейчас она снова окажется связанной, привела Арсенику в ужас.
Второй раз не отпустит, хоть наизнанку вывернись.
Не поверит ни единому слову. Так и будет держать на привязи, словно дворовую собаку, и ждать свою ненаглядную Никочку. А ведь до города оставалось всего ничего…
Как только он взял ее за запястье, Арсеника выхватила из кармана нож и ткнула не глядя.
Вряд ли ранила. Но удивила. Как только он выпустил ее руку, Арсеника развернулась и бросилась бежать. В висках стучало, перед глазами все прыгало. Памятник. Максиму Горькому – это уже из Никиной памяти. Вот же он, прямо впереди.
Она летела туда, где была граница тумана. Там, за этой гранью, начинался город. Начиналась жизнь.
Только бы
Побоится. Все равно, что пристрелить Нику.
Арсеника уже готова была праздновать победу, когда что-то твердое больно ударило по ноге. Она споткнулась. Щиколотку цепко охватила тонкая леска. Не успела она сделать шаг, как вторая идеально сбалансированная Гилом ловушка для «снов» несколько раз обернулась вокруг ее ног, стягивая их и обездвиживая.
В лодыжке что-то хрустнуло. От пронзительной боли потемнело в глазах.
Падая, Арсеника ударилась затылком о дощатый настил, и мир перестал существовать.
Ника пришла в себя от холода. На лицо и шею плавно опускались редкие снежинки.
