Он был каким-то незнакомым. Немногословным более обычного. Близко, но в то же время далеко. Убийца. Теперь уже точно. Окончательно и бесповоротно: убийца.
Ей хотелось его ненавидеть, но не получалось.
Протянула руку, заставила повернуться к себе.
Смотрит. Взгляд из другого мира, которому он принадлежал больше, чем этому.
– Ну, что еще?
«Это нужно для дела», – подумала Ника, заключив, таким образом, сделку с совестью.
И нашла его губы.
Думала, оттолкнет. Но он ответил. Требовательно, жадно. Схватил, чуть не повалил на пол. Она удержалась только потому, что он ее держал.
Дышала только потому, что он дышал вместе с ней.
Он брал и отдавал взамен. Он слушал ее. Понимал. Отзывался. Слишком охотно. Слишком… весь. Так быстро…
И хотел большего. Здесь. Сейчас. С нею.
Срочно вспомнить, зачем пришла…
Полынь. Горечь.
Игни. Игни…
Во внутреннем куртки. Заставил повозиться.
Ника вытащила ключ от мотоцикла, спрятала в кулаке. С усилием отстранилась, давая понять, что продолжения не будет. Он отпустил. Едва оказавшись на ногах, она отошла настолько, чтобы он не смог до нее дотянуться.
Игни так и остался сидеть с закрытыми глазами. Слишком далеко ушел и никак не вернется. Пришлось возвращать.
– Мне кажется, ты заблуждаешься насчет смерти Антона.
Ага, зашевелился. Глядит с растерянностью, ресницами хлопает. Никак не поймет причину такой резкой смены настроения. А Ника продолжала говорить. Чем дальше – тем яростней:
– Может, ты и правда перестанешь быть его второй душой. Я ничего в этом не понимаю. Но человеком не станешь. Точно тебе говорю. Потому что люди
– Конечно. – Все еще не понимает. И вроде бы оправдывается. – Просто научился ее терпеть.
– А любовь? А привязанность? Ты готов пожертвовать собой ради тех, кто тебе дорог? – напирала Ника.
– Н-не знаю…
– Это потому, что таких людей, как ты, – нет. Ты никого не любишь. И ничего не чувствуешь – кроме ненависти к Антону, которую сам же себе и придумал. Вот поэтому ты неживой, Антон Ландер. И останешься неживым. Что днем, что ночью.
– Постой, все не совсем так… – Он повел рукой, словно хотел схватить что-то невидимое. Но оно ускользнуло. – Я ведь только что чувствовал… Сейчас, с тобой.
– Что? Что именно? Ты можешь это назвать?
Молчит. Хватает ртом воздух. Конечно, не может. Куда ему.
Ника сама не понимала, откуда в ней столько злости. Будто кто-то изнутри диктовал слова, которые наверняка его заденут. Искреннее недоумение Игни, его попытки оправдаться только сильнее разжигали пламя негодования. Сейчас он выглядел мальчишкой, которому дали новую игрушку и тут же же отобрали, а вдобавок прочитали нотацию о плохом поведении. Он действительно не понимал, в чем провинился.
Слова закончились. А хотелось сделать еще больнее. Ему. Себе. Чтоб не тянуло обратно в его руки. Чтоб не казалось, что он теперь ее, Никин, раз так заводится в ответ.
– Убийца, альтерант бездушный! – выпалила она, сбежала вниз и шарахнула дверью.
Отыскала мотоцикл, резким пинком убрала подножку. Снова эти тумблеры бесконечные… Зажигание. Стояночный тормоз. Что там дальше?.. Ах, да. «Драйв», акселератор.
Сейчас поймет. Услышит рев мотора и выбежит.
Плевать на него сто раз.
В свете фары мокрая дорога блестела, как зеркало. Хорошо еще, что нет дождя. Только ветер в лицо. Мигом остудил, выдул из головы лишние мысли. Главное – доехать, а там… Договориться? Пригрозить?
Как она собирается сделать и то, и другое, Ника пока не знала.
Она – бессмертная. С ней ничего не может случиться.
С кем угодно, только не с ней.
