казни уже был отдан, но это безумие добралось до стен цитадели.
Я подняла брови.
— Спрашивай, — разрешил мужчина.
— Безумие?
— Стоп. Формулировка неточна. Что-то разрушает цитадель, ты сама видела. Раньше оно было хаотичным, но после вашего появления упорядочилось и идет за тобой по пятам.
Я многозначительно молчала.
— Говори.
— На вашем месте я бы перенесла магнит для неприятностей в наименее ценную часть замка, в идеале, вообще, за его пределы.
— За его пределами ты бесполезна, — он постучал пальцами по деревянному подлокотнику, — а значит, не нужна. Для человека это смертельно, запомни.
Я открыла рот и закрыла его.
— Мне нравится, как ты слушаешься. Валяй.
— Что может сделать человек такого, чего не смогли ваши маги? Что я должна сделать?
— Ты можешь сидеть тихо и крепко сжимать в ладошках этот камешек. Справишься? — в его руках заиграл искорками черный кристалл с золотыми прожилками.
Считыватель душ, если не ошибаюсь. Неопасный артефакт, если не волноваться о том, где и у кого будет копия вашей души. Он пассивен, взять его в руки и активировать можно только по доброй воле. Никто другой не сможет вложить его в вашу ладонь и получить желаемый результат.
— Говори, — снова дал разрешение вестник.
— Как мне вас называть?
Он скривил рот в некоем подобии улыбки.
— Я заключил последнюю сделку полвека назад и забыл, каково это — договариваться. Разрешаю называть себя Радиф. Вестник Радиф. Это все? — он осторожно положил камень на подлокотник.
— С этим заданием справится любой, — я посмотрела на артефакт. — Поправьте, если ошибаюсь, но последние двое-трое суток меня использовали и как приманку, и как ориентир. Записывающие камни в каждом углу, анализы крови, сканирование артефактами. Мне так быстро приходили на помощь, будто дежурили под дверью. И раз с человеком говорят, а не закапывают, толку от всех этих усилий чуть.
Мужчина пристально посмотрел на меня, и только напрягшиеся скулы выдавали напряжение.
— Есть другие предложения?
— Раз это идет за мной, то я смогу помочь лучше, если буду делать это с открытыми глазами. И добровольно.
— И в чем это должно выражаться? Эта добровольность? — Радиф окинул меня пренебрежительным взглядом.
— Если мне расскажут, что происходит, я буду знать, когда держать ушки на макушке, а когда прятать голову под подушку и надеяться на волшебный камушек, — я забралась на подоконник с ногами.
Вестник склонил голову, словно прислушиваясь к чему-то, его глаза стали блуждать по комнате без всякой цели.
— Разрешаю задавать вопросы, — в конце концов сказал он.
И я поняла, что высочайшее разрешение получено. Со мной будут разговаривать, вернее, меня будут использовать. По максимуму.
— Что разрушает стены?
— Не знаю.
— Совсем? Разрушить стену можно по-разному: магией, взрывчаткой, послать великана с палицей…
— Стоп.
Он оказался рядом в один удар сердца. Я не успела даже испугаться, когда вестник с тихим хрустом сломал мне палец. Кто-то когда-то говорил, что сломать ногу намного болезненней, чем палец. Теперь я знаю, он врал. Одна кость мало чем отличается от другой. Чтобы вам не сломали, это будет хреново, и вы будете орать.
Мой крик эхом отскочил от стен. Боль прокатилась по руке до предплечья и вернулась в кисть, набатом ударяя по мизинцу. Я скорчилась на подоконнике, из глаз брызнули слезы.
— Святые! Святые! — простонала я, — ты чертов…
Я поймала спокойный взгляд черных глаз и вдруг поняла, что его пальцы уже сжимают мой безымянный палец, и едва не задохнулась от ужаса, от ожидания новой боли.
— Давай, я поясню. Ты не в Серой цитадели, наорочи. Здесь ты никто и звать тебя никак. Хочешь, чтобы с тобой разговаривали, конкретизируй вопрос. Сарказм и иже с ним оставь для мальчиков Седого.
