– Василий свет Буслаевич! Вы про колечко забывши!
В ответ просвистел исправительно-трудовой кнут Потани Маленького.
А Куковяка пустился в пляс, приговаривая:
– Ни во храме, ни в хлеву я без шуток не живу! Ни в пустыне, ни в снегу без веселья не могу! Хорошая шутка никому не мешает, зато людям жизнь украшает! Делу время, и потехе час – это сказано про нас и про вас. Виноват, каюсь, а всё же честно признаюсь: разыграл я, Костя, тебя, но ведь любя! Теперь уж поздняк метаться – удалась моя имитация! Приём, конечно, не нов, зато оставил тебя без штанов… Да ведь такие пустяки и обсуждать не с руки…
И заткнулся от затрещины Буслаевой.
– Режь верёвки! Дело сделано – нечего перед ними кувыркаться!
Освобождённая ладья стала отдаляться от «Царевны Волховы».
Костя с ненавистью глядел вслед.
– Не печалься, – сказал Колобок. – Не всё потеряно…
– Ну да, – огрызнулся богатырь. – Конечно, существу бесштанному не понять… Спасибо и тебе, Джульверн, – насоветовал…
Страшный крик раздался с уходящего ушкуя!
Васька отбросил от себя украденные портки с такой силой, словно обнаружил там огромную ядовитую змею или тарантула.
Портки шлёпнулись в воду.
– Я же говорил, – заметил Колобок.
Тут подал голос Тристан:
– Я не понял, прекрасные сэры, что здесь произошло? И что за сокровище сокрыто в этих мужицких портках? Может быть, они освящены Верховным Друидом или самим Папой Римским? Хотя Папа, говорят, у нас нынче какой-то чудной…
– А ты погляди, – сказал Колобок.
Святогоровы штаны устремились за кораблём, поочерёдно загребая то одной, то другой гачей, словно пловец кролем.
– Я понял. Это одежда из гардероба дьявола, – и голос бесстрашного рыцаря задрожал. – Теперь они будут преследовать своего злосчастного владельца до края земли и до Судного дня…
Человек по имени Тристан просто обязан быть пессимистом!
– Ишь как стараются, – сказал оптимист Садко. – Уважить надо такие верные порточки. Убрать паруса, вручить богатырю Костянтинушке багор – пущай достаёт!
Аццкий план трикстера
Ночью на корме, укрывшись мешковиной, Костя, Нил и Колобок держали совет.
– Я тут провёл полевую экспертизу осколков, – сказал Джульверн. – Не все ты их в пыль растёр. Кое-что от оболочки осталось. Этого быть не может, но лимонка взорвалась у тебя в руке. Я худею! И никакого кольца там не было. Или Васька его выдернул, или Куковяка. Я-то заметил, какие у них рожи испуганные сделались…
– Ты находишься по другую сторону реки Смородины, – напомнил Колобок. – Здесь всякое случается…
– Сто пудов, – сказал Костя. – Я сам видел, как Микула Селянинович из камня сок выжимал. Этим соком бородавки прижигают, а девки его разводят квасом и брови чернят… Значит, я тоже кое-что могу, кроме грузовиков и рельсов…
(Надо сказать, что Костя, вернувшись домой из прошлого похода, как-то охладел к силовому экстриму. Однажды он расхвастался перед богатырями своими спортивными достижениями, вовсю хвост распускал, пока Алёша Попович, дурман ядовитый, не спросил:
– А вы там, в вашей дружине, ещё гвозди… не дёргаете? Нет? А надо бы! Самая богатырская забава!
Остальные в застолье расхохотались так, что Косте стало стыдно. С тех пор и поселились в нём сомнения в избранном виде спорта…)
– Осталось два вопроса, – рассуждал Филимонов. – Во-первых, зачем Буслаеву понадобились твои портки. Во-вторых, почему Васька, заполучив их, тут же выбросил в воду?
– Ну, со вторым-то понятно, – сказал Костя. – Он глянул на пуговицу, ну и… того!
– Чего – того? – не понял Джульверн.
– Перепугался! – сказал богатырь. – Ведь пуговица – от слова «пугать»…
– Правда, Колобок?
– Сущая правда, – сказал вожатый. – Сперва пуговица была оберегом, амулетом, отгоняла зло от владельца. Потом это название перешло на застёжку, а значение слова забылось. Язык, брат, сам всё расскажет, только умей спросить…
Джульверн тут же приподнялся, включил фонарик и стал рассматривать пресловутую пуговицу. Потом прошептал:
– Действительно, жуть какая-то. Бр-р…
