— Наверное, я опять во сне ходила, — говорю.
Лу плотно сжимает губы:
— Хочешь сказать, такая ты ловкая во сне? Веревку перерезала так, что я даже не проснулся?
— А ты думаешь, я нарочно это сделала? — огрызаюсь я.
— Сама и скажи.
— Я… не помню, как обрезала веревку, — шепчу я. — Вообще не помню, как сюда попала.
— Божемой, может, ты и правда во сне. Ну и дела, — качает головой Лу.
— Слушай, я больше ничего не помню, — говорю. — Хотела дичи добыть, а тут ураганный прыгун удирает от бури… Лу, ты такой бури в жизни не видел. Целая шеренга маленьких смерчиков, футов по сорок, не больше, идут с востока и сметают все на своем пути. Неповторимое зрелище!
Мы с братом смотрим на Пустоши. При ярком солнце видно до самого горизонта и даже дальше. Ни одного кустика не сломано. Ни одной кочки не потревожено. Нипочем не скажешь, что тут ночью прошла буря.
— Были смерчи, — говорю я отчаянно, — правда были! Нерон тоже видел!
Оглядываюсь на ворона, как будто он может подтвердить. А он занимается своими вороньими делами, рвет клювом собачий труп, наедается свежатинкой.
Мы с братом смотрим друг другу в лицо.
Лу. Золотой, как солнце. Золотистая кожа, светлая коса до пояса. Глаза голубей весеннего неба. Я совсем на него не похожа. Темноволосая, темноглазая. Ма говорила, что я ночь, а Лу — день. Одинаковая только татуировка на правой скуле. Па сам их нам сделал, отметил нашу избранность. Двойняшки, рожденные под полной луной, да еще и в день зимнего солнцеворота, — такое редко бывает.
Лу встряхивает головой. Подбирает с земли мой нож и лук с колчаном. Свистом зовет коней. Гермес спускается к нам с холма, осторожно выбирает, куда поставить копыта. С ним Рип, конь Томмо. Лу на нем сюда прискакал.
Брат отдает мне оружие.
— Полный колчан, — замечает он. — Значит, ты ни разу не выстрелила. Ни в прыгуна, ни в собак. Почему?
Начинаю отвечать и тут же прикусываю язык. Чуть не ляпнула про дрожь в руках и перебои с дыханием… и вообще. Нельзя грузить Лу своими проблемами. У него на душе и так тяжесть неподъемная. А у меня ерунда, придурь. Пройдет.
— Саба! — окликает Лу. — Почему ты не стреляла?
— Н-не знаю, — отвечаю я.
— Сказать, что я думаю? Не было никакой бури. И прыгуна не было. И волкодава с голубыми глазами, который выскочил незнамо откуда и отбил тебя у собак. Тебе все приснилось.
— Нет, — говорю я. — Нет.
— Прискакала сюда во сне, — рассуждает Лу. — Упала с лошади, треснулась головой. Пока валялась в отключке да смотрела сны про голубоглазых волкодавов, пришли те два пса и третий, кого я отогнал, и подрались. Не поделили мясо.
— Какое мясо? — спрашиваю я.
— Тебя, дуреха! Я вовремя успел, не то на клочки разорвали бы, а стервятники расклевали бы твои косточки.
Я смотрю в небо. Точно, здоровенные грифы уже кружат над дохлыми псами.
— Нет, Лу, — возражаю я, — не так все было. Чем хочешь клянусь, это Следопыт…
— Закрой рот! — взрывается Лу. — Черт возьми, Саба, хватит врать!
Лицо брата горит темным злым румянцем. На виске дергается жилка — Эмми ее зовет сердиткой. С ним все чаще такое случается. Ни с того ни с сего заводится.
— Я не вру, — отвечаю я.
— Правду, что ли, говоришь? — рявкает он.
— Ты, что ли, мне говоришь правду? — огрызаюсь я.
— Черт побери, Саба, — тихо произносит Лу.
Мы смотрим друг на друга. Лицо у брата осунулось от усталости. Под глазами темные круги. Он вдруг словно обмякает, ссутуливает плечи. Злость ушла так же быстро, как и налетела.
— Ну что с тобой делать? — Лу обнимает меня за шею, прижимает к себе. Я упираюсь лбом в его лоб. — Прости, — говорит он. — Не обижайся на меня. Просто… так хочется, чтобы все стало как раньше. Чтобы мы оба снова стали собой.
— Мне тоже, — шепчу я.
— От тебя воняет, — говорит Лу.
— Знаю, — вздыхаю я.
