— Да нет, правда, вонь жуткая. Терпеть невозможно. — Лу отталкивает меня. — Иди, отрежь собачатины побольше, — приказывает он. — Часть сегодня зажарим, остальное подвесим, будет вяленое в запас.
Гермес и Рип стоят смирно, к дохлым псам близко не подходят. Я отгоняю камнями стервятников и начинаю кромсать собачьи туши. Лу осматривает лошадей, проверяет уздечки, поправляет попоны, сплетенные из камыша.
— Уматывать отсюда надо, — говорю я. — А то скоро все свихнемся. Как там нога у Смелого, зажила? Можно ехать?
— Я не стану рисковать хорошей лошадью только оттого, что тебе Джека повидать не терпится, — хмыкает Лу.
— Я этого не говорила, — отпираюсь я.
— Говорить необязательно. Я и так знаю, что у тебя на уме.
— Не знаешь, — отвечаю я.
Лицо и даже шею обдает жаром.
— Ах, не знаю? А краснеешь тогда почему? Честное слово, вы все из-за него как с ума посходили. — Брат передразнивает тоненьким противным голоском: — «Помнишь, Джек говорил то? Я тебе рассказывала, как Джек сделал это?» Слышать уже не могу его имя. Тошнит.
— Да ты ревнуешь, — поддеваю я.
— Просто не хочу, чтобы тебе плохо было, — вздыхает Лу. — Не приедет он, Саба. Знаю я таких людей — чем-нибудь новеньким повеяло, и поминай как звали. Он же только о себе думает, по глазам видно. Получит, что хотел, и нет его.
— Джек не такой! — У меня горят щеки.
— Что, в точку? — спрашивает Лу. — Чего Джек от тебя хотел? А ты, согласилась или нет?
— Прекрати, — говорю я.
Лу смотрит на меня в упор.
— Ты с ним легла? — спрашивает. — Этим расплатилась за то, что он помог меня искать?
Вскакиваю, встаю против брата.
— А ну, возьми свои слова обратно!
— Я видел, как он на тебя смотрит, — шипит Лу. — И ты на него.
— Это мое дело, как я на кого смотрю! Ты его сразу невзлюбил, с самой первой встречи. Нет чтоб спасибо сказать!
— Ага, вот оно! — рычит Лу. — Целыми днями тычешь мне в нос, что я Джеку по гроб жизни обязан!
— Так если до тебя не доходит, что без него тебя и в живых бы не было! — ору я. — Нам всем не жить, если бы не он! Не пойму я тебя, Лу. Почему ты такой неблагодарный…
— Не смей мне говорить о благодарности! — Лу хватает меня за плечи. Трясет изо всех сил. — Не желаю я никого благодарить, ясно? Не хочу быть… благодарным…
Заканчивает шепотом. Смотрит на свои руки, на пальцы, что впились мне в плечи.
— Почему ты позволила меня увезти? — спрашивает вдруг. — Почему вы с Па им не помешали?
— Мы старались, ты же знаешь, — отвечаю. — Они убили Па.
Лу вскидывает голову. Глаза потухшие. Такие… как у старика. У меня сердце сжимается.
— Хоть бы нашла меня раньше, — говорит Лу.
— Ну скажи, — шепчу я, — почему ты не хочешь рассказать, что с тобой было на Полях Свободы?
— Ничего не было, — отвечает он. Отводит глаза. Выпускает мои плечи. — Пошли обратно, — говорит Лу. — Наши, наверное, уже гадают, куда мы подевались.
Мы возвращаемся в лагерь молча. Держимся подальше друг от друга.
Голову сдавило. Ноет шишка на затылке. Глаза щиплет от невыплаканных слез.
Если бы слезы могли смыть тоску в глазах моего брата, забрать глухой страх из его голоса, я бы плакала до скончания времен. Только не могут они. Да и не хватит на него слез. И ни на кого из нас.
Пока искала его, все эти долгие месяцы одно себе повторяла: «Вот найду я Лу, и все станет как раньше».
Выдумки. Я просто утешала себя. Чтобы не свалиться и не помереть.
Хорошая выдумка. Жаль только, что неправда.
А правда совсем другая. То, что с человеком случается, меняет его навсегда. К добру или к худу. Назад дороги нет, плачь не плачь. Вроде ничего сложного, а понять нелегко.
Эту правду Город Надежды накрепко вбил мне в сердце. В тот первый раз, когда меня запустили в Клетку и заставили драться.
Сколько себя помню, мы с Лу были одно, только он лучше. Я — темное, он — светлое. Еще до рождения мы делили с ним кровь и дыхание
