подло и бесчестно. Такая уж я уродилась. Гордиться тут нечем. Я стараюсь исправиться, честное слово. И теперь прошу у тебя прощения. Ты очень хороший человек. А я поступила скверно. Прости меня, пожалуйста.
— Ты еще тогда передо мной извинилась, — напоминает Томмо.
— Тогда было слишком рано. Я тебя очень сильно обидела. Ты правильно на меня обозлился. Но сейчас я хочу, чтобы мы с тобой помирились. Прости, что я тебе соврала. Я тебя очень люблю, честное слово.
— Ага, — вздыхает Томмо. — Я знаю. Как брата.
— Самого любимого брата, — уточняю я.
— А я тебя люблю, как мужчина любит женщину, — просто говорит он.
Вот так берет и говорит. Будто слова эти у него всегда наготове. В кармане, вместе с ножиком и мотком бечевы.
Я такого не ожидала. Заливаюсь краской до самых ушей.
— Томмо, не трать свою любовь на меня, — прошу я. — Я тебе соврала, подло с тобой поступила. Тебе только кажется, что ты меня любишь. Ты других женщин не знаешь, а как повстречаешь, так сразу и поймешь. Вот увидишь.
— Саба, ты думай как хочешь, но я свое сердце лучше знаю.
Он подступает ко мне и целует меня в губы, прежде чем я успеваю сообразить, в чем дело. Целует медленно, основательно. Уверенно. Не так, как мы раньше с ним целовались. Такой поцелуй девичье сердце завоевывает окончательно и бесповоротно. У меня аж дух перехватило.
Томмо отступает на шаг.
— Джека с нами больше нет, — говорит он. — Он и раньше был тебе не пара, Саба. Ты меня тогда поцеловала потому, что Джек тебя сильно обидел. А я верный. Я никогда тебя не покину.
Я ошеломленно замираю. Все слова сразу забыла. Потом спохватываюсь и продолжаю заготовленную речь:
— Знаешь, если б все можно было повернуть назад, я бы все сделала иначе. Мне стыдно всякий раз, как я про ту ночь вспоминаю.
На губах Томмо возникает тень улыбки.
— Ты все сказала?
— Ага, — киваю я.
— Саба, чего ты от меня хочешь? — спрашивает он. Устало, терпеливо. Так разговаривают с непослушным ребенком.
— Хочу, чтобы ты меня разлюбил.
— Сердцу не прикажешь, — вздыхает Томмо.
— Ладно, тогда прости меня, — требую я.
Он пожимает плечами:
— Я тебя прощаю.
Я так хотела услышать эти три слова, а теперь они давят на меня тяжким грузом. Так мне и надо. Решила, что я самая умная, кого хочешь могу уговорить. Думала, что если правильные слова подберу, повинюсь перед Томмо, то все будет по-прежнему. И будет нам легко друг с другом. Но я его недооценила. Он изменился. У него появилась новая цель. Новая сила. Томмо прежде о прошлом думал, внутрь себя смотрел, ни с кем не делился мрачными воспоминаниями. А теперь в его взгляде появилась ясность. Уверенность.
— Знаешь, наступит день, когда ты посмотришь на меня по-другому, — заявляет он. — А пока не передумаешь, больше мы об этом говорить не будем.
Застенчивый, неловкий мальчишка вырос, стал взрослым парнем. Держит себя с достоинством. Уважительно наклоняет голову и проходит мимо.
Мне становится очень неловко. И стыдно.
И горько. Горше, чем прежде.
Надо было смолчать. А я наговорила всяких глупостей.
Будто непослушный ребенок. Глупо. Нелепо.
Почему рядом с Томмо я всегда веду себя как недоумок?
Я чертыхаюсь. Не нужна мне его любовь. Она меня гнетет хуже всякой вины. Жалко, что Молли рядом нет. Она в мужчинах разбирается, все про них знает. Она бы мне посоветовала, что делать.
— Саба! — напряженно шепчет Томмо.
Следопыт кругами шныряет рядом, не лает, молчит, будто за волком охотится. Похоже, что-то не в порядке. Мой волкодав несется назад, к двору. Мы бежим следом. Во мне беснуется красная ярость. Лу! Что-то случилось с Лу!
Хватаю Следопыта за ошейник. Мы прячемся за грудой хлама рядом с кухней, переводим дух. Тела пышут жаром от внезапного страха.
