Тая развалилась на постели, раскинув руки-ноги и становясь совершенно беззащитной.
– Больше он тебя не обидит. Даю клятву.
Иттан ощутил себя ответственным за эту маленькую тощую девицу с языком острым, точно лезвие. Пока они в гарнизоне, глупо цапаться – эти стены давят, а с кем-то, с кем есть общее прошлое, не так тоскливо. Потому, если придется, Иттан защитит свою личную воровку – по крайней мере, если она сама не будет нарываться.
– Не верю я твоим клятвам, белобрысый, – беззлобно буркнула «осчастливленная» обещанием и оттого особо благодарная Тая.
– А мне плевать. Ложись спать. – Иттан похлопал по покрывалу.
Тая спорить не стала – уснула, обнимая недоеденный кусок мяса. Дыхание ее было тихим и осторожным, словно девушка боялась спугнуть кого-то. Или, наоборот, разозлить.
Крепкий алкоголь, первый за долгое время, плавил мозги. И размышлять над чем-то важным – а зачем оно?
Ее волосы пахли миндалем. Иттан подумал, как, должно быть, странно пахнуть тем, чего, наверное, никогда в жизни не пробовала. Внезапно ему до помешательства захотелось купить ей миндаля, а еще почему-то шоколада.
Новое чувство было странным и нелепым. Они – не враги, но и не друзья. Просто два существа, попавших в передрягу. Вынужденные прибиться друг к другу, чтобы изгнать одиночество. Разве товарищам по несчастью покупают шоколад?
И все-таки миндальный запах дурманил разум, а потому казался пьяному Иттану невероятно вкусным.
Притягательным.
Важным.
Даже необходимым.
Глава 2
Я улизнула из-под теплого мужского бока (когда холод пробирает до костей, хорош любой бок, пусть даже принадлежащий недругу) с рассветом, под первый луч солнца, который проник к клетушку. В дверях обернулась, смерила спящего Иттана пристальным взглядом – какое нелепое имечко, будто икота пробрала! – от которого мужчина заворочался, и, тряхнув волосами, выскочила наружу.
Неужели полоса невезения кончилась? За прошедший месяц мне выпало столько всего, словно боги, отвернув свои прекрасные лики, обнажили передо мной громадные обрюзгшие зады.
…В гарнизон, что стоял на пригорке, я прибыла вчера поздним вечером вместе с остальными добровольцами. Всего тех набралось на три телеги: никому не нужных, но не растерявших желания бороться крепко сложенных мужчин – других не брали – да с десяток женщин, взятых на обслуживание солдат. Добровольцам – всем, кроме меня, – сулили крышу над головой, пищу и деньги. Негусто, но всяко лучше, чем вечная голодуха, от которой сводит живот.
Распределение заняло несколько минут.
– Направление! – требовал служивый, который обходил новоприбывших. Он забирал лист бумаги, бегло смотрел на него и оглашал: – В лучники! – или: – В защитники! – или: – В резерв!
Но около меня остановился, оглядел придирчиво.
– Возраст?
– Четырнадцать, – привычно ответила я.
– Молоденькая совсем, жалко губить тебя. Скажи-ка, охота пожить в свое удовольствие? Одежки менять, шоколад лопать, а?
– Кто ж откажется, – подбоченилась, хотя чуяла подвох.
– Мужиков не боишься? Не брезгливая, часом?
Мужиков я не боялась – они мне попросту не нравились. Теперь-то я понимала, куда меня хотят направить. И это вызывало дрожь. Я хоть и игрушка Кейбла, хоть и воришка, но не какая-нибудь… которые за деньги… Фу, даже думать мерзко.
Промолчала.
– Вижу, направление твое бессрочное, – продолжал балаболить служивый, ткнув ногтем в бумажку. – Но если два года отработаешь в Доме утех, выпустим на волю. Согласна?
Я сомневалась. На волю, конечно, хотелось до чесотки, хоть я и дня не провела в гарнизоне. Но… не так.
Служивый смерил меня раздраженным взглядом.
– Ишь, цыпа выискалась. Да кто тебя спрашивать будет? В Доме утех таких красавец всегда примут. А откажешься – тебя так высекут, что имя свое забудешь. Усекла?
Усекла я только то, что отсюда нужно поскорее валить.
– Да.
