Голос коменданта срывался, дыхание было тяжелым, но он вынес окончательное:
– Исполнять мой приказ. Ах да, никаких больше кристаллов в быту, – после чего обратился к Иттану, скромно замершему у входа подобно лакею: – Направление подпишу ей завтра. Пусть зайдет сама, больно уж интересно посмотреть на девственницу из борделя. А теперь уйдите… все…
Комендант, упав на подушку, заснул быстрее, чем закрылась дверь за спинами поздних гостей. Хозяин Дома утех угрюмо молчал, но сопел и косился на Иттана недобро, с поистине детской обидой. После откланялся так театрально, склонившись аж до пола, чем вызвал невольную усмешку.
– Благодарю вас за то, что позаботились о моей женщине! – окрикнул его Иттан. – Если хотите, заплачу за потраченное мыло.
Хозяин засопел еще громче, но ничего не ответил.
Осталось порадовать Таю маленькой победой, которой Иттан, признаться, гордился. Давненько ему не удавалось убедить кого-то в своей правоте – ни ректор, ни преподаватели академии, ни родной отец, ни даже Агния не внимали его речам. Кивали и соглашались, но делали по-своему.
Иттан, задумавшись, свернул в незнакомый коридор. И застыл, принюхиваясь, глубоко втягивая ноздрями воздух.
Воняло жженым сеном и прокисшим молоком. Так пахла необструганная магия, чистая и неловкая, не знающая ограничений.
Самоучка.
Откуда тут взяться второму магу, если первого-то не жалуют? Почему он скрывает свою личину? Или потому и скрывает, что храмовники недолюбливают тех, в ком течет истинная сила?
Иттан взял след. Он двигался бесшумно, как дикий зверь, настигающий жертву. Прислушивался к чутью, останавливаясь на короткое мгновение, на цыпочках пробирался вглубь, и луна выстилала лучами ему под ногами золотой ковер.
– Вам помочь, господин маг?! – Писклявый голосок разорвал тончайшую тишину.
Молоденький храмовник-целитель, нагруженный коромыслом и согнувшийся под его тяжестью, пугливо заморгал.
След смылся. Самоучка ускользнул.
Ничего, отыщется позже.
Тая крепко спала. Связанная по рукам и ногам, скрючившаяся в узкой постели, замерзшая донельзя, но спала. Оковы контракта бесследно исчезли, измотав ее до предела. Иттан аккуратно разрезал путы, накрыл тяжко вздохнувшую сквозь сон девушку пледом.
Необычная она. И не просто потому, что воровка. Разве бывают темноволосые рынди? Такие хрупкие, тонкие? Ладные.
Разве играют они на скрипке, да так умеючи, словно обучал их мастер?
Разве могут вызывать жалость и нестерпимое желание оберегать?
– Холодно, – то ли во сне, то ли наяву всхлипнула Тая.
Иттан, не раздеваясь, плюхнулся рядом и, заключив свое новое приобретение (сколько же денег и сил в него вложено!) в кольцо рук, попытался забыться.
Моросил дождь. Капли лупили по высохшей траве часто, надрывно. В нестройный рядок по плацу выстроилась пятерка «избранных»: тех, с кем Иттану предстояло идти бок о бок навстречу неизведанному. Не зная ни имен, ни отличий, мысленно он окрестил их: четверо длинных и один короткий. На длинных форменная черная солдатская куртка перекосилась и жала в подмышках, на коротком же свисала как на пугале.
Почему именно они отобраны в числе так называемой элиты? Поисковикам разрешено отсиживаться во время наступлений, их обед и ужин богаче на целую краюху хлеба и кусок масла. О них говорят с придыханием. Чем же отличились эти пятеро?
Коротышка, рыжеволосый и кособокий, толстый и оттого похожий на шар, переминался с ноги на ногу и выглядел наиболее враждебно.
– Долго коня тянуть за причиндалы будем? – гундосо возмутился он.
– Недолго, – ровно бросил Иттан. – Ждем последнего члена отряда.
Тая улизнула с утра, клятвенно пообещав прийти на встречу, чтобы познакомиться с остальными поисковиками. Пока Иттан вводил ее, сонную, растрепанную, перепуганную, в курс дела, она грызла нижнюю губу – догрызла до трещины – и чесалась, словно вознамерившись вытащить из головы все волосы до последнего. А выслушав, проронила короткое:
– Спасибо.
Она была признательна – и взгляд ее с пляшущими искорками, и ямочки на щеках, и губы, на которых заиграла робкая улыбка, – но сказать ничего не сумела. Правда, на секунду показалось, что обнимет, – но нет. Лишь тряхнула волосами и заверила, что сходит к коменданту, соберет свои вещи, а после завтрака явится на сбор.
Иттан ждал, хотя остальные терпением не обладали. Коротышку поддержал крайний левый, высоченный лысый мужчина. Вся волосатость его, по- видимому, ушла в бороду, которая была заплетена в толстую косу.
– Нам что, заняться нечем?
– Вы в моем подчинении, – напомнил Иттан, поглядывая на казармы. – Потому если я приказываю ожидать – ждите.
– А если ты, маг, прикажешь вылизать тебе зад – что нам делать? – сплюнул парень со шрамом, который пересекал правый, заплывший глаз. И слово «маг» из его уст прозвучало как оскорбление. Это была еще не ненависть, но уже глубочайшая неприязнь.
