Рыжего. Придется ненадолго отложить последний полет.
Но завтра я вернусь.
Кейбл восседал во главе обеденного стола общей залы, упиваясь пивом. Кисловатый запах осел в воздухе. Я чихнула, потерла нос.
– Держи, – сказал он небрежно, сделав взмах рукой. – Мне пришлось выложить за нее кругленькую сумму.
К ногам что-то бухнулось. Я опустила взгляд. И сердце перестало биться. В груди кольнуло.
Книга!
Потрепанная, но книга. Страницы взбухли от влаги, многие буквы размылись. Не страшно. Пусть такая, главное – она есть.
Я прижала ее к груди, оберегая от всего мира, а Кейбл усмехнулся.
– Как дитя малое.
Когда долгий день кончился, я забралась в свою нору и села, скрестив ноги, вдохнула аромат страниц.
– Простите, что оставила вас, – шептала крохотным буквам.
Палец водил по размытым строкам, губы шевелились. Слова прыгали, недовольные тем, что я их бросила. Они отказывались идти к той, которая на долгие месяцы забыла о чтении. Скакали между поплывших строчек.
Я захлопнула книгу, когда догорела последняя лучина. Прижала ладони к лицу с такой силой, что перед глазами поплыли разноцветные пятна. Закушенная губа кровоточила.
Да как же так?! Почему книга молчит?
Все зря… Я дневала и ночевала в библиотеке гарнизона, тратила драгоценное время, которое могла провести с Иттаном, а теперь так глупо разучилась читать.
Мне ведь безразлична судьба всего мира; важен лишь один ответ. «Да» или «нет» – и все. Малая просьба. Всего один вопрос, но от которого зависит абсолютно все.
Я снова раскрыла книгу, и корешок хрустнул – с такой яростью согнула его.
– Всего одно Слово, – процедила я, впиваясь в страницы ногтями. – Да или нет?
Буквы испуганно мерцали, угасая и надуваясь от собственной значимости.
– Да или нет?! – Я встряхнула книгу, надеясь, что непослушные буквы выпадут из той.
Секунда перетекла в минуту, а та струйкой воды стекла по стене. Обрушилась на пол, разбившись на десятки капель.
Под их звон книга недовольно выплюнула Слово.
– Да, – прочитала я.
Заточенные в отмершей душе слезы градом покатились по щекам.
Глава 7
Так бывает. Совсем недавно он был деканом светлого факультета величайшей магической академии страны, а сегодня – никто, ибо в Затопленном городе безразличны статусы и регалии, а уж на нижних ярусах даже имя не имеет никакого значения. Ниже только твари, которые дышат громко, царапают стены ногтями, дерутся насмерть за кусок мяса. Они не лезут наверх. Пока.
Тут, внизу, не жили, но выживали самые отчаянные и отчаявшиеся; те, кому не нашлось места ни в голодных трущобах, ни во влажных туннелях верхних ярусов.
Умирающего Иттана – точнее, те ошметки, что от него остались, – нашли местные дети. Именно они, осмотрев «мертвеца» и ощупав его карманы, поняли, что он дышит, и побежали к единственному знахарю нижнего Затопленного города, деду Захарию. А тот сказал:
– Помогите донести. Выходим.
Иттан всего этого, конечно, не знал. Гораздо позже он проснулся в холодной нише, лишенной очага, и его то знобило, то бросало в жар. А рядом суетилась какая-то женщина, руки которой были мягки и теплы, и уговаривала проглотить хотя бы ложку похлебки. На вкус та напоминала чистый спирт. Он плевался, но пил.
И вновь забытье. Чернота, в которую прорывается пламя. Оно лижет пятки и щеки, сжигает Иттана, превращая его в головешку.
–
После – холод ниши, ласковые уговоры. Вода, бесконечно сладкая и вкусная. Он захлебывался ею, но не мог оторваться ни на миг.
Когда сознание задержалось в теле на долгую секунду, Иттан попытался расспросить женщину с теплыми руками, где он. Вместо слов вырвался не то стон, не то сип.
– Ой! – охнула женщина. – Захарий, он очнулся!
Но тогда Иттану не было суждено узнать, кто таков Захарий, потому что подруга-темнота вновь прикрыла ему веки.
–
