Иттан поскучнел.
– Нет, но все будет хорошо. А сегодняшний день принадлежит нам.
После они забрались на глубину, где долго целовались, а искусственные волны накрывали их с головами, и во рту оставался привкус соли. Тая обхватила Иттана ногами, он держал ее на весу, оглаживая талию и бока, и восхитительно щекотал ключицы пьяным дыханием.
Иттан думал только о той, которая наконец-то принадлежала ему. Которую полюбила матушка и принял отец. Которая скоро станет его женой. И в тот час, когда Тьма поглотит разум Иттана, никто не посмеет изгнать Таю из дома. Пока же он будет сопротивляться.
Глава 4
В этом доме никогда не утихали голоса. Причитала матушка Иттана, недовольная сущими мелочами; громыхал взбешенный по любому пустяку граф Берк-старший. Переговаривались шебутные служанки. Шум, порой оглушающий, был каким-то неправильным, раздражающим. Я всегда считала, что в богатых имениях царит тишина. Ну зачем аристократам суетиться, когда и так все хорошо? Денежки греют карманы, в садах цветут розы, над головой всегда есть крыша, а в очагах горит пламя.
Но они ругались, перекрикивались, куда-то спешили, вызывая головную боль. Иттан не вписывался в их компанию. Он был, как и всегда, молчалив и угрюм. На обедах обходился малозначащими фразами. Не спешил обсудить свежую сплетню за чашечкой чая. Чаще – укрывался со мной в комнате и часами читал книги.
В нашей спальне никогда не повышали голосов.
Сейчас я разлеглась на таком мягком ковре, что ступать боязно – утонешь; сложила руки на животе (служанка по секрету сказала, что будущей графине не пристало лежать на полу, но мне было глубоко плевать), а Иттан уткнулся в очередной занудный магический талмуд. Я их даже читать не могла – рот сводило от зевоты.
– И все-таки… – весело начала. – Оно тебе надо, жениться?
О свадьбе он во всеуслышание заявил за семейным обедом: да, мы женимся, и как можно скорее. Графиня благословила, граф скрипел зубами, но не спорил. А когда я полюбопытствовала, к чему такая спешка, Иттан ответил: нельзя привести в дом женщину и просто так спать с ней в одной комнате. В богатых домах так, видите ли, не принято.
– Надо, – ровно бросил Иттан, не отрываясь от текста. – Всем хорошим мальчикам надлежит когда-нибудь остепениться, рано или поздно. Так почему я не могу заняться этим сейчас?
– Но на мне? – Я повернулась на живот и подперла щеки ладонями. – Я не вписываюсь в образ дамы из высшего общества.
Нет, ну правда же! Такую, как я, можно полюбить (пусть и с натяжкой), но женятся на других – на холеных и правильных, на умных и обворожительных. Меня взялись обучать манерам и этикету и прочим унылым штуковинам. Но, должно быть, обучение не заладилось.
Иначе бы сейчас я не валялась на полу в штанах и мужской рубашке.
– И не должна. Будь той, которую я полюбил.
Закатила глаза.
– Ну а как же все эти короли и высшие маги, советники, какие-то дядьки и тетки, которые презрительно кривят губы, когда видят меня, такую всю неправильную?
– Тая, – он со вздохом отложил книгу, – прошу тебя, учись не замечать никого из этих напыщенных дурней. Общайся с ними ровно, здоровайся, улыбайся. И все. Большего от тебя не требуют.
Звучало настолько скучно, что меня перекосило.
– А если я не хочу? – Я легко вскочила на ноги и подкралась к Иттану сзади. Обхватила его плечи и легонько укусила за шею. – Я с тобой быть хочу, и все тут.
– Тая… – Иттан погладил мои ладони. – Я не всегда буду рядом. Понимаешь?
Прозвучало слишком… легко. Будто на завтрак пригласил или погулять. Что значит «не всегда»? Неужто он помирать собрался?! Нашел время!
Но выказать недовольство мне не позволили. Иттан обернулся и, встряхнув меня, как тряпичную куклу, смял мои губы поцелуем. После потер глаза (как тер раньше, когда потерял зрение) и откинулся на спинку стула.
– Слепнешь? – испугалась я.
Заглянула ему за плечо в книжку. Страницу расчерчивала строгая руна, геометрически правильная, без единой плавности. Я хотела прочитать ее название, но Иттан уже подхватил меня за талию и потащил на кровать. Плюхнул на мягкую перину, а сам примостился на полу, в ногах, как верный пес.
Я вплела пальцы в волосы Иттана. Он затаился, кажется, даже не дышал.
– Слепнешь? – повторила, а у самой горло свело судорогой.
– Нет. Вроде нет, – поправился он, носом утыкаясь мне в колени. – Устал. И мысли всякие дурные в голову лезут.
