Кейбл хрипит.
Иттан рывком опускает его нижнюю челюсть и вместе с языком пропихивает в рот записку, которую получила Тая.
– Жуй.
Дыхание восстанавливается, и Кейбл покорно жует. Затем разевает рот как хороший мальчик, исполнивший приказ.
Иттан кивает. Легкий толчок в лоб, и Кейбл заваливается на спину.
Отползает к своим, а губы шепчут слова извинений:
– Тая твоя… твоя… прости… Я не трону ее… прости же!
Кейблу до сих пор чудится смерть, рисующая на его спине узоры из капель пота.
Иттан не прекращает улыбаться. Разворачивается и уходит.
Напоследок только взмахивает рукой.
С упоением слушает, как лопаются сосуды и ломаются позвонки. Как безжизненное рыжеволосое тело с вывернутой головой бухается на гниющий от влаги пол.
И уходит.
Но направляется не домой, а к бурлящей бездне.
Там его давно ждут. Завеса избрала его, наградила отметиной-слепотой, и когда Иттан прозрел, она позволила слиться с ней.
Я не находила себе места. Зря, наверное, показала Иттану ту записку. Он вмиг посерьезнел, отложил книгу и поспешил уйти, чтобы «разобраться с мерзавцем раз и навсегда».
– Ты не будешь драться с Кейблом. – Я преградила ему путь и уперла руки в бока. – Нет, нет и еще сотню раз нет! Не позволю. У него десятки людей, а ты совсем один.
– Обговорю с отцом, как выманить этих гадов на поверхность, а там их сцапает стража. – Иттан коснулся губами моего лба. Голос его звучал убедительно. – Отдыхай, скоро буду.
Поверила. Вот дура!
Время шло, а Иттан не появлялся. Я выглядывала в окно и прислушивалась к шагам, но знакомых среди тех не было. Пыталась уснуть – проснусь, а он уже рядышком, греет макушку своим дыханием, – но не могла. Ворочалась, накрывалась с головой подушкой.
Над головой тикали зачарованные магией часы, мешая сосредоточиться.
Я вскочила с постели и наскоро оделась. Вышла из убежища-комнаты и двинулась по затихшему сонному дому. На непривычно пустой кухоньке попила воды и закусила одиноким пирожным. Увидь меня кухарка, бухнулась бы в обморок – будущая графиня не должна с упоением поедать вчерашнюю булку; это моветон! Но мне нравилось слово «моветон», а еще больше нравились подсохшие пирожные. Я посидела в пустой столовой. И собиралась воротиться в постель, но ноги сами принесли в библиотеку.
Только рядом с книгами мне было спокойно и не дрожали руки.
Буквы свои, родные, понятные.
Все-таки это особый вид магии. Мне не дано управлять ветрами, зато Слова открывают будущее.
Я – настоящий маг!
Почти как Иттан.
Зажгла свечу и вытянула наугад книгу в ярко-зеленой обложке. С трепетом провела по корешку. Скользнула внутрь страниц кончиками пальцев, будто под одежду любимого мужчины.
Буквы приветствовали меня.
Я хотела увидеть будущее, но постучалось прошлое. Оно ударило по глазам – не пришлось даже вчитываться и напрягаться.
…Посреди зимнего леса петляет короткостриженая темноволосая девушка в пышном подвенечном платье. За ней не то плывет, не то идет по воздуху нагая женщина, объятая пламенем. Девушка ступает на тончайший лед, сковывающий лесное озеро. Женщина тянется за ней. Секунда, в которую вроде бы не происходит ровным счетом ничего, но лед трескается паутинкой. Девушка идет ко дну, и женщина – за ней следом.
Образ меркнет и загорается вновь.
Та же девушка, вымокшая до нитки, но прямая, точно проглотившая кол. Тот же лес. С ней – двое мужчин. Первый похож на разбойника: и прищуром, и движениями, и серьгой в ухе. Второй темноволос, величественен и суров. Есть в нем что-то, что заставляет задерживать дыхание. Стать. Мощь. Сила.
Людская армия надвигается с востока. Не люди! Мертвецы! Их лица разъедены гниением. Их движения обрывисты. Они подволакивают ноги, скрипят желтыми зубами. Девушка сжимает ладонь темноволосого мужчины, и тот дарит ей прощальный поцелуй.
Картинка расплывается, позволяя родиться следующей.
Девушка и мужчина. А впереди кто-то третий, чужой, злой и беспощадный. Позади – незнакомая мне женщина.
Нет, знакомая! В ней смутно проглядываются черты Леневры Рене, матери Рейка.
