то ли улыбка ребенка оказалась заразительной, но Трауш рассмеялся.
– Косоглазие тебя не красит. – Он разлегся на покрывале, с наслаждением подставив лицо лучам солнца, и подал миску с гроздью зеленого винограда.
Сольд фыркнула.
– А Тео нравится!
Теперь, когда у ребенка появилось имя, Трауш начал относиться к нему иначе. Нет, без всепоглощающей любви, но с пониманием: все всерьез. Это не опасная игрушка, а живое существо. Мальчик, выношенный и рожденный Сольд. Ее продолжение. Лорд бы даже научился любить его. Если бы не чувствовал щупалец, присосавшихся к Сольд. Сын наслаждался, впитывая материнскую силу.
Возможно, вскоре он станет нормальным. Увы, в Пограничье мага, которому были бы подвластны две стихии, не обнаружилось. Либо жрецы измельчали, либо умело прятались от разведчиков – в любом случае их не было.
Но оставалась Валония, столица людского королевства. Дарго подозрительно долго молчал. Раздобыл ли он информацию?..
Трауш кормил супругу виноградом, а та играла с Тео в «ладушки». Солнце не жарило, но грело. Воздух был наполнен восхитительной сладостью. А на многие километры вокруг – ни единого живого существа (кроме, конечно, кормилицы). Идиллия была практически настоящей.
Вечером Сольд передала Тео кормилице, а сама отпросилась у Трауша прогуляться.
– Хочу побродить по окрестностям. Одна, – добавила смущенно. – Отпустить все мысли. Разрешишь?
Ему не хотелось расставаться с женой, но что делать. Порой и правда необходимо остаться в одиночестве, чтобы услышать самого себя.
– Не задерживайся. Я буду переживать.
– Знаю. – Она мазнула его губы мягким поцелуем.
Накинула на плечи шерстяной плащ и сбежала с крыльца, безостановочно озираясь. Трауш проводил ее задумчивым взглядом.
Какая же она красивая! Хрупкая, сложенная из тончайших ниточек. Даже сейчас, измученная и плененная собственными страхами, она оставалась сильной. Роскошной. Грациозной. Величественной.
Она вызывала в супруге неизменное желание. Нужду слиться не только телами, но и душами. Потому-то он не любил отпускать ее – точно вырывал из себя кусок.
Но сейчас Трауш не волновался. Его туманы не отпускали Сольд, следовали за ней по пятам.
Лорд всматривался в наливающееся чернотой небо, когда тишину дома взрезал истошный детский крик. Тео, как и всякий ребенок, постоянно плакал, но не так… Трауш метнулся в детскую, где кормилица прижимала к груди малыша. Тот задыхался и синел. Вопил, испуганный донельзя.
– Что с ним?!
Кормилица вся ходила ходуном.
– Простите меня, лорд. Не знаю, не представляю, что его потревожило. Мы готовились ко сну… Мне показалось, что Тео задремал, а он вдруг как закричит…
Ребенок заходился в плаче, и Трауш уже ощущал причину. По всей видимости, где-то поблизости дремал канал – место, откуда лилась природная магия. И Тео нащупал его, потянул в себя. Но новый канал всегда загрязнен, неспроста его раскопки поручают сильнейшим магам. Ребенок, не умеющий контролировать процесс, отравился скверной. Магическая грязь глубоко забралась в него и разъедала, точно кислота.
Кормилица причитала. Ее собственная дочь, разбуженная криком Тео, всхлипывала.
Трауш смотрел на угасающего сына. Тот продолжал реветь, но с каждой секундой все тише. Захлебывался плачем.
Погибал, съедаемый изнутри.
– Отдай его мне! – рявкнул лорд.
И впервые взял сына на руки. Взял без нежности и осторожности, но прижал к груди и понес прочь из дома. Подальше от канала. Кормилица семенила следом и крайне раздражала извинениями – уж лучше бы осталась со своей дочерью.
У кромки леса, когда дом скрылся из виду, Трауш поднял Тео на вытянутых руках и всмотрелся в краснеющие глаза. Туманы вплелись ребенку в жиденькие волосенки. Вползли в нос и уши. Нащупали грязь канала и начали вычерпывать ее, взамен позволяя питаться силами Трауша. Ребенок сопротивлялся, но инстинкт пожирателя взял свое и вскоре он с жадностью поедал отцовский резерв. Стихия в Тео бунтовала, непривычная ко вкусу теневой магии (материнская наверняка была слаще и вкуснее).
Во рту горчило, и перед глазами плыло. Ребенок успел вобрать столько из канала, что Трауша начало подташнивать. Вскоре его шатало. Кости сковывал озноб, как в предсмертной горячке.
– Что вы делаете? – бормотала кормилица. – Вы погубите себя…
Он отмахнулся от нее звериным ревом и продолжил обнимать Тео туманами. Ребенок выздоравливал. Начинал осмысленно крутить головой и даже всхлипывать – от холода.
Понадобилось истощить себя до дна, чтобы сын очистился от скверны. Он вновь заплакал, но плачем обычного младенца. Чуть обиженно. И бесконечно
