– Двинули.
Вниз вела лестница, простая, в четырнадцать колен, приваренная, крашенная белым. Почти как пожарная, пристроенная сбоку к зданию, – тут, на танкере, вообще, кстати, все было сделано так, что явно видно стремление сэкономить любой ценой. Лестница гремела под ногами, мы спустились вниз. На палубе грязища была такая, что и не выскажешь, смесь нефти, высохшей соленой корки от воды и песка, который выносит ветром в залив. Если бы тут был капитан, он непременно послал бы своих людей навести порядок на палубе. Но капитана больше на этом судне не было. Теперь корабли без капитанов. Как там…
Что касается меня, то я знал на фига. Надо было прояснить суть наших взаимоотношений раз и навсегда. Потому что я не салага, никогда не был им и не буду. И не потому, что у меня понтов выше крыши. А потому, что у меня в кобуре пистолет – хотя бы поэтому. Мы примерно одинакового возраста, так что вопроса уважения старших не стоит.
Надо только аккуратно цапнуться, чтобы к маслу и грязи под ногами не прибавилась еще и кровь…
Москаль, как он себя отрекомендовал, шумно топал у меня за спиной, и я даже знал, что он думает. Я вообще чел проницательный, так-то. Я в его глазах мажор, который решил стать крутым мужиком и потому заплатил немалые деньги за то, что он получает бесплатно, да еще ему и приплачивают. Но при этом разум Москаля кипит от жажды справедливости и желания разобраться с «буржуем» и «пиджаком». Я не испытываю в связи с этим никаких иллюзий, я для него классовый враг. Это у нас было, есть и еще не знаю сколько будет. Чтобы понять это, достаточно посмотреть на работу официантов в Москве, даже в дорогом мясном ресторане, и в той же Вене. Вроде и там, и там не хамят, но в Москве чувствуется… Просто мы это предпочитаем не замечать.
Надо было обойти всю палубу по периметру, проверить, на месте ли ограждение, препятствующее проникновению на палубу, убраны ли все лестницы, открыты ли все краны системы водяной завесы, которая помогает от пиратов, если это бывшие рыбаки, а не спецы, включены ли тумблеры звуковых установок – это одновременно и сирены, и звуковые пушки. Идти было сложно, и не только из-за грязи под ногами, но и из-за того, что на палубе танкера было полно всяких труб, оголовков труб, каких-то стальных решеток, переходов и прочего, и прочего, и прочего.
Вот на одном таком переходе я и споткнулся. Намеренно.
– Иди…
Это он сказал напрасно – я резко развернулся к нему и отшагнул назад.
– В чем проблема?
– Чего? Иди давай.
– Считаешь, что ты крутой мен, а я лох, так что ли?
– А что, не так?
Я посмотрел по сторонам. Внимание мое привлекло ведро. Не понимаю, какого хрена тут делать этому ведру, но оно тут было. И я снял его и подал Москалю.
– Подкинь в воздух. Как можно сильнее.
Тот презрительно посмотрел на меня, потом внезапно и резко бросил.
И если он считал меня лохом, то делал это совершенно напрасно.
Пистолет в руке, разворот, весь вес на опорную ногу. Стрелять хреново – снизу вверх, под резким углом, да еще против солнца. Секрет в том, чтобы дождать, пока ведро или что угодно, любая мишень, на мгновение зависнет в воздухе, собираясь падать вниз. И только потом стрелять. Ведро – мишень большая…
И блямкает хорошо.
И самое главное при стрельбе с механическим прицелом – смотри на мушку, а не на цель. Будешь смотреть на цель – будешь мазать.
Я успел сделать три выстрела. Ведро гулко блямкнуло и улетело вниз. Истерикой срочного вызова заработала рация, Москаль нажал на прием.
– Москаль… не, отбой, норма. Норма, говорю. Тренировки, б…
Москаль смотрел на меня… но как-то уже по-другому смотрел.
– И че?
– Повторишь?
– Че такого-то.
– Ниче, – сказал я, – просто не возбухай. Веди себя вежливо. Вежливость жизнь продлевает, слыхал?
Если надо, я могу быть убедительным. Даже очень убедительным. Даже очень-очень убедительным. Такие вот «наезжанты», как Москаль, обычно
