Примерно через час я въехал в какой-то город.
Города здесь совершенно особенные, таких нет нигде. Места в горах было мало, земли, где можно что-то построить, тоже мало. В то же время в этом месте было достаточно денег вследствие выгодной торговли – упадок Йемена начался лишь с введением в строй Суэцкого канала – появилась возможность следовать в Средиземное море напрямую, а не выгружаться в Адене и дальше идти сухопутными караванами. Местные на заработанные торговлей и грабежом деньги строили поразительные строения, по пять, семь, девять, и, говорят, даже по двенадцать этажей. Настоящие небоскребы, построенные из местного материала в то время, когда в Европе были еще Средние века. Правда, Европа с тех пор сильно продвинулась, а здесь до сих пор были эти небоскребы.
Мысль была такой – будет намаз. Надо будет въехать в город и обогнать колонну этих отморозков, пока они будут стоять на намазе. Потом гнать изо всех сил, как будет позволять дорога, чтобы оторваться от них. Их слишком много, чтобы я мог чувствовать себя в безопасности. А уйти с этой дороги некуда – ни мне, ни им.
Когда я выехал из-за поворота, а дорога часто вихляла, плохо просматривалась, увидел танк. Пушечный ствол был направлен на меня, и я остановил машину. Но танк не стрелял, и, немного продышавшись, я начал рассматривать его в оптический прицел.
Танк как танк. Шесть катков – либо «Т72» либо «Т90». На месте и дополнительная броня, и уже местное творчество – решетки, защищающие от реактивных гранатометов, и сваренная на иракский манер защита пулеметчика. Около танка никого не было, но это не значило, что там и в самом деле никого нет.
Немного выждав, тронул машину вперед…
Въехав в город, я понял, как накосячил. Город имел только одну улицу, пригодную для проезда машин. И конвой для намаза просто остановился посередине этой улицы и перекрыл ее. Точнее, не совсем перекрыл, но места для проезда не было совсем. Потому что все молились, совершали намаз там, где их застал призыв азанчи, – просто расстилали молитвенные коврики, обращались лицом к Мекке и молились. И я просто не мог проехать, не задавив кого-то здесь.
И сдать назад я тоже не мог. Потому что дорога узкая, потому что сзади был танк и потому что, если я начну это делать, это сразу привлечет всеобщее внимание. А деваться с дороги некуда. Совсем некуда.
И потому я просто остановился и стал ждать. Опять лучшее решение из худшего. Выбирать из худшего мне надоело, но другого не было.
Вся улица, единственная проезжая улица, была забита молящимися правоверными. Они стояли коленями на ковриках, обратившись к Мекке, и истово молились. И еще где-то истошно ревел осел или еще кто.
Я сидел и смотрел на это, подтянув к себе пулемет и положив его стволом на колени. Смотрел, потому что больше смотреть было не на что, и думал. Вот они. Те, кто воюет против нас. Вот они молятся Аллаху. Сколько они так молятся? Сколько ВЕКОВ они так молятся? Каждый день. По пять раз в день. Они видят какие-то улучшения? Хоть что-то изменилось за то время, пока они молятся? Хоть на немного, если не считать машины, мобильники и Интернет?
Нет? А почему тогда они продолжают молиться? Почему никто не скажет: хватит, достаточно, это не работает? Нет, я понимаю, почему молятся в Саудовской Аравии, там, простите, гадят на золотых унитазах, там краны из чистого золота делают, вот сколько у них денег. Но почему, почему молятся Аллаху здесь, в этой нищей дыре? И что у них общего с шейхами Персидского залива? Почему у них один и тот же Аллах?
Наверное, мне это никогда не понять.
Но пока что мне надо просто проехать.
Они молились, а потом закончили, а я сидел в машине, немного сползя вниз по сиденью, чтобы не было так заметно, и ждал. Потом молитва закончилась, и они встали и начали собирать свои коврики, чтобы дальше заниматься своими делами, прерванными наступлением намаза.
Хрен с вами. Живите так, как считаете нужным. Только не трогайте нас. Только подальше от нас…
Замыкающий колонну грузовик выпустил целую струю черного дыма, заводясь – движок изношен, и сильно. Я подумал, стоит ли мне оставаться на месте и подождать, пока они отъедут, или самому отъехать, проехать город и потом встать, чтобы пропустить этот гребаный бандитский конвой вперед. Решил все-таки проехать. Грузовик тронулся, и я тронулся следом за ним, чтобы сойти за замыкающую машину конвоя – их не тронули и меня не тронут, тем более что огневой мощи у конвоя хватит, чтобы разобрать все это место по кирпичикам, – гранатометы и три крупнокалиберных пулемета. Но тут кто-то, уже в городской черте, какой-то урод, похожий то ли на буйного психа, то ли на джинна, то ли еще на кого, бросился на машину, прямо на капот и начал что-то орать, стуча по капоту и что-то крича.
Вот же…
Я продолжал двигаться. Пять километров в час. Этого достаточно, чтобы двигаться, но недостаточно, чтобы задавить кого-то. В глубине души я проклинал этого психа и, несомненно, пристрелил бы его, будь у меня возможность и пистолет с глушителем. Но пистолета с глушителем не было. Возможности тоже. Слишком плотная толпа, слишком узкая дорога, слишком скверная страна. Стоит мне только что-то сделать, и на меня набросятся все без исключения, как собачья свора. Остается только надеяться, что на этого психа просто никто не обратит внимания, что это местный бидуна, сумасшедший – и это не более чем приступ, который скоро пройдет.
Но тут еще один присоединился, цепляясь за зеркало заднего вида и колотя в боковое стекло моей стороны. А потом еще один. А потом я понял, что зад
