Один из боевиков – те стояли по правую руку от меня – тоже что-то крикнул на незнакомом мне языке.
Старик продолжал говорить. С седой бородой – при виде его просилось на ум слово «мудрец». Или «джинн».
– Молчи! Молчи! Стреляю!
Старик опустил взгляд и посмотрел на меня. Он стоял прямо перед пулеметом, направленным на бандитское войско, и как начнется – первым пули порвут его.
– Ты правоверный?
– Нет.
От шока я ответил и только потом осознал, что старик говорит по-русски.
– Повторяй за мной: «Ла Иллахи илля Лллах».
…
– Повторяй, если хочешь жить. «Ла Иллахи илля Лллах».
– Ла иллахи илля Аллах… – повторил я, потому что хотел жить.
– Мухаммад расуль Аллах.
– Мухаммад расуль Аллах.
– Хорошо. Теперь скажи то же самое еще раз.
– Ла Иллаха илля Лллах. Мухаммад расуль Аллах.
Эти сказанные мной простые слова произвели на толпу такое действие, что я не поверил бы, если бы не увидел. Некоторые боевики – у них выражение лиц из напряженно-ожидающего сделалось скучным, безразличным. Некоторые опустили оружие.
Тот бородач, который говорил по-русски, начал что-то с жаром говорить, показывая на меня, старик спокойно отвечал. Было видно, что из толпы некоторые люди уходили, а некоторые смотрели уже не на меня, а на боевиков, стоявших у капота моей машины. Было видно, что то, что говорил старик, имеет для людей значение и теперь интересы многих из собравшихся и боевиков в чем-то очень сильно разошлись. Это было понятно, хоть я не понимал и слова из сказанного…
Абдул Малик аль-Руси из джамаата Али-ибн-Салем-аль-Судании был просто взбешен. Он помнил наставления шейха аль- Шами о том, что южнее Неджда и святой для каждого мусульманина земли Двух мечетей живут люди, которые считают себя правоверными и говорят, что они правоверные, но на самом деле они погрязли в куфаре и ширке и отступают от ислама, почитают могилы и клянутся предками, а не Аллахом, и делают еще много другого ширка, недопустимого в исламе. Но теперь он сам видел все это – и это наполняло его душу яростью.
Абдул Малик аль-Руси родился в Твери, депрессивном русском регионе в центре Русни. Он был русским, и отец и мать были православными, русистами, но их вера заключалась в том, что они ходили в церковь время от времени и ставили свечку – особенно усердствовала мать, молясь о том, чтобы отец не пил. Молитвы не помогали. Еще отец ходил зимой на прорубь, вырезанную в форме креста, и окунался в ледяную воду, а потом из этой проруби набирали воду и считали ее святой. Нигде в Библии не было написано о чем-либо подобном, но это все «православные» русисты делали каждый год. Полный ширк, астагфируЛлагъ!
Как и все, кто родился в Твери и у кого не было денег, чтобы уехать в Москву, а Москва выпила все окрестные города, весь центр России, он гулял по городу, дрался с пацанами из соседних районов, пил пивасик, зажимал в углу телок – иногда это кончалось беременностью и браком, иногда – ранней судимостью, но ему повезло. Пил он и водку, и дрянные суррогаты, потому что денег на нормальную водку не было даже у взрослых. Были в их компании и наркотики, но от серьезного его уберег Аллах, все, чем закончилось, – он несколько раз покурил травку через полуторалитровую бутылку с двумя прожженными дырками. Потом он пошел в армию, потому что деваться больше было некуда, потому что если ты не служил, то ты вроде как и не мужик, и вообще. В армии он впервые наелся досыта, познал, что такое дедовщина, но потом ему предложили подписать контракт, и он согласился – какой смысл служить бесплатно, если можно за деньги. Так он остался в армии еще на пять лет и много чему научился.
В том числе и исламу.
Часть их стояла близ Волгограда, и по ней целенаправленно работали. Сначала во время увольнительной он ввязался в драку с кавказцами, и какие-то парни ему помогли – незнакомые парни. Его это заинтересовало, и он спросил, кто они такие. Они ответили, что они салафиты, то есть идут по пути салафии, единобожия, пути праведных предков. Он не знал о том, что салафия – это более благозвучный синоним ваххабизма. Ему стало интересно – что это за салафия такая, ради которой люди готовы бить своих?
Они обменялись телефонами, встретились еще раз. Потом еще. Потом он попросил книги, но ему сказали, что книг у них нет. Зато ему сказали, что у них на окраине города есть квартира (худжра), где они молятся, и предложили прийти…
Надо сказать, что он был уже знаком с тем, что такое секты. Отца из-за пьянства отлучили от церкви, и он стал ходить в какую-то секту святых дней или как там еще она называлась. Пить, надо сказать, перестал, но денег в семье больше не стало. Потому что отец стал все свободные деньги отдавать в секту. Мать была не против – хоть пить перестал.
Он пришел в молельную комнату, которая располагалась на втором этаже пятиэтажной хрущобы. Пора-зился тому, что нет мебели – только коврики на
