А Витек оглядел всех, и взгляд у него был смущенный и виноватый, но при этом такой недоверчиво-радостный, словно ему только что Дед Мороз личный самолет подарил. Неуверенно улыбнулся.
И Дон снова поверил, что они – Семья и что все в Семье будет хорошо.
Нелирическое отступление номер три
Сто десять… сто одиннадцать… Сто двена…
Нет. Не подтянется он больше. Руки дрожат и болит все – жуть как! Еще и музон этот дебильный по ушам бьет. Эх, был бы тут Костян!
Он как подойдет, как гаркнет: «Не расслабляться, боец!» – сразу легчает. Как это, второе дыхание открывается. И даже пить не хочется. Сто двена…
– Не расслабляться, боец, – выдохнул Миша сквозь зубы.
Полегчало.
Сто тринадцать, сто четырнадцать, сто пятнад… цать… все, хорош!
Он свалился с перекладины кулем, тоскливо оглядел комнату – все такое светлое, просторное, дорогое и неуютное, что хоть рекламу снимай. Только Миша с перекошенной мордой и в мокрой от пота майке в эту рекламу не впишется, как ни впихивай.
Нет, своя комната – это клево, кто бы спорил! И даже не комната, целая квартира, с евроремонтом там всяким, панорамным окном, плазмой на полстены и даже с камином. Газовым, правда, но какая разница? А у камина даже шкура лежит. Пятнистая. Может и искусственная, в шкурах Миша не разбирался. Ходить по ней приятно, валяться, а это самое главное и есть.
И холодильник едой забит. И бар есть, со всяким-разным бухлом. Пей не хочу.
Нет уж, мы лучше минералочки. Для здоровья однозначно полезней!
Щас мы глоточек-другой и стройными рядами на уборку территории. Как там брательник говорил? Плац не драен, крапива не крашена…
А потом – учиться. Учиться, учиться, а то совсем мозги плесенью зарастут от этих стрелялок и каминов со шкурами! Подумаешь, учебников нет! А комп с Интернетом на что? В Интернете все есть, даже учебники, как Эльвира дает. Семьдесят второго года издания. Древность, конечно, замшелая, зато все понятно объясняется. Ну почти все. А если что непонятно, так можно после уроков к Твердохлебову пойти, он все разъяснит, а еще и кучу баек из своей жизни расскажет. Вроде как учителя так делать не должны, зато после твердохлебовских баек любая научная бредятина ясной и понятной становится.
Становилась то есть. А больше не станет. Все, нету больше Мишани для Твердохлебова, помер зяблик. И для Арийца-предателя нету. И для Маринки. И для брательника. Да мать же вашу, лучше б Костян еще раз ему всыпал за гада этого, Горского! И за курево! Зато все бы как раньше было – и школа, и – хрен с ними! – уроки, и Маринка. И братан. И мама.
Мама-то как теперь? Костян занят все время, батя уже месяц как не просыхает, кто ж ей теперь помогает? А у нее ведь сердце. Она только твердит, что ее, дескать, вера поддерживает, а соседка-врачиха прямо сказала: ни волноваться нельзя, ни переутомляться, а то, мол, дождетесь печальной музыки дома.
А может, уже и дождались? Сожрешь себя такими мыслями. И не проверишь никак, не звонить же домой? А ну как Костян трубку возьмет? Узнает, что Мишаня вот он, живой и здоровый, – тогда не всыплет, не-е. И руками с ногами не переломает. Сразу закопает.
Нет уж, мы еще поживем, мы…
Или вот вообще в «Парадиз» поехать. Там Анашу поймать. А может, и отвлечься чуток выйдет. Там весело, в «Парадизе». То по дартсу соревнования, то кружками пивными в нарисованную муху на меткость кидаются.
Сегодня как раз был дартс. С десяток смутно знакомых парней дырявили мишени, курили, пили пиво, лениво ругались… нет, скучно.
Миша, правда, все равно поучаствовал. Не сидеть же, как идиоту, раз приехал? Все равно ведь надо Анашу дождаться.
А может, и не дожидаться? Может, к Гоше подойти?
Анаша их как раз неделю назад познакомила, прямо перед историей с бомжами. Пришла с ним, ткнула пальцем, сказала: это Гоша, если меня нет, он поможет. И подмигнула. А Гоша протянул синюю от татуировок лапу, хлопнул Мишу по плечу и пробасил:
– Здоров, братан. Чем смогу, только скажи.
Так, может, и сказать?
Нет. Все же нет. Вот придет Анаша…
От дыма заслезились глаза. Замутило. Вот ведь накурили, метатели, мать их, Твердохлебова на них нету… И ведь на воздух выходить бесполезно, там тоже курят. Может, сползать до сортира? Там всегда окно открыто, подышать можно…
Окно было и правда открыто. Но куревом пахло и здесь: стояла на подоконнике банка с бычками, несколько валялось на полу.