— Десять-двенадцать миллиардов в Китае и не больше пяти в России.
— У вас в самом деле есть такие средства? — невинно улыбнулся представитель Forbes.
— У меня лично — конечно, нет, — сказал совершенную правду Ландри, даже не моргая. — Но наши инвесторы обладают таким совокупным капиталом.
— Вы нам сообщите их имена? — так же непосредственно полюбопытствовал человек из Fortune.
Теперь пришла очередь моего мошенника улыбаться и виновато тупить глазки.
— Возможно, намекнете? Нам бы было проще оперировать известными именами инвесторов, которые могли бы подтвердить свой интерес в отношении заявленных вами стран.
— Я поговорю о такой возможности с нашими клиентами, — туманно пообещал Ландри и внимательно посмотрел на Менгера, требуя прямого ответа на прямой вопрос.
— Если речь идет о коротких вложениях, да под гарантии правительства, то лучше места не найти, — ответил журналист. — Вот в таком ключе я вас поддержу даже в отношении России.
И его коллеги одобрительно загудели, найдя для себя приемлемое решение — очень хотелось им и содержание от нас поиметь, и не получить когнитивный диссонанс для себя и своих читателей, втюхивая им точку зрения, в которую и сам не веришь.
— Мне большего и не нужно от вас, мистер Менгер, — Ландри согласился с его тезисами. — Если в ваших статьях об инвестициях наряду со словом «Китай» будет мелькать слово «Россия» и названия компаний-инвесторов, уже вложившихся в эти географические понятия, этого будет больше чем достаточно. Остальное сделают наши квартальные отчеты для бирж. И помните — вам не нужно идти наперекор редакционной точке зрения или взглядам ваших работодателей, не нужно совершать подвиги, вам всего лишь нужно не высказываться об этих странах в негативном ключе, а при случае упомянуть, что есть и удачные инвесторы на этих рынках. И мистер Бригли по достоинству оценит ваши таланты.
Они еще с полчаса поговорили о всякой ерунде — торговались за каждую строчку и определяли будущие тарифы, и все это время я придумывал, как бы вывести на свет божий тех людей, что подготовил для нас Золль. Настала пора показать общественности будущих нуворишей, разбогатевших на инвестировании в предприятия и институты Советского Союза. Хорошо бы, чтоб и остальные оказались такими, как первенец — Ландри, тогда можно быть спокойным за эту часть предприятия. Золль, похоже, знал свое дело и напрасных людей в своем списке не держал. Конечно, рано делать выводы на основании одного-единственного эксперимента, но надеяться очень хотелось.
Самому Тиму я пока не стал ничего говорить чтоб не возгордился.
Я повесил эту заботу на отсутствовавшего на встрече Захара, чему он совсем не обрадовался — загрузка и без того у него была близка к стопроцентной, но некоторую ее часть должен был вот-вот подхватить Сергей Михайлович.
А через пару дней, ближе к полудню, Линда положила на мой стол присланную из офиса Бригли газету «Чикаго трибьюн», на развороте которой я увидел практически целиком перепечатанную речь Тима Ландри, оформленную в виде интервью. Видимо, журналисту хотелось показать, что он не только слушал, но и принимал в выдуманном диалоге посильное участие.
Я позвонил Фрэнку и поздравил его с важным начинанием. Очень сильно возбудили его энтузиазм сто тысяч, чек на которые я выписал и отправил с Джоан в его офис.
Еще через неделю Уилкокс попросил нас приехать в свой офис в Нью-Йорке, где он собрался отчитаться за потраченные шесть миллионов.
Никаких ожидаемых отчетов в традиционной для этого форме он не представил, но зато в его кабинете оказались четыре благообразных джентльмена — один сенатор и три конгрессмена, трое из них были демократами и один республиканец.
Главным образом этих бизнесменов от политики интересовали возможные доли в Texaco. В этом они все мастера — делить чужое и присваивать недобитое.
Перед самой встречей Уилкокс успел мне шепнуть, что сенатор в свое время проталкивал скандально знаменитый «Закон о чрезвычайном распределении нефти» — ЕРАА, регламентирующий внутренние цены на американскую нефть с 1973 по 1981 годы. Очень многие успели за восемь лет работы этого акта погреть на нем руки, и не в последнюю очередь тогдашний уважаемый заместитель главы экономического комитета Конгресса — сидящий передо мной «просто Мэтт» семидесяти годков от роду. Так что влиянием, и немалым, эти люди действительно обладали.
Разговор вышел длинным и тяжелым — и я, и они тщательно избегали прямых формулировок, пользовались эвфемизмами, и вообще вели себя, как первокурсницы на банкете по случаю зачисления в колледж.
Все, о чем удалось договориться в тот раз — согласие этих занятых господ ознакомиться с вопросом и выработать свои требования и пожелания. Но Бен сказал, что и это — большое достижение, потому что редко кто мог противиться притязаниям Рокфеллеров.
Следующую встречу назначили на конец апреля и довольные друг другом разъехались — они проверять возможность отжима Texaco и кредитоспособность Gyperbore Trust, а я «припомнил» еще одно важное дельце, связанное как раз с действием упомянутого ЕРАА — решил сделать доброе дело: сдать властям США их вечную головную боль Марка Рича. А его контору, которую позже назовут Glencore International AG, прибрать к рукам. Обычное рейдерство и заодно устранение человека, который через пару лет начнет учить русских чиновников разным «передовым схемам ведения бизнеса»: откатам,
