«отличные ходовые и эксплуатационные качества немецких автомобилей».
Отрекомендовав Майцева-старшего «представителем зарождающегося советского бизнеса», мы поручили его заботам Фрэнка Бригли и Линды — пообтесаться. Бригли, помня наши беседы и желание «инвестировать свободные капиталы в Россию и Китай», не особенно удивился такой просьбе, но долго не мог понять, что ему делать с «этим русским». Только после продолжительной беседы с коньяком и клятвенного заверения Захара «помочь с поставками любых кубинских сигар», все вопросы отпали, и у Фрэнка появился новый стажер. Хотя поначалу возраст стажера и его дичайший акцент вкупе с небывало кривым построением фраз вызвал у сотрудников Бригли смешки, вскоре Сергею Михайловичу каким-то образом удалось завоевать их расположение и стать душой компании.
Линда даже рассказала как-то раз, что они впятером: она, Майцев, которого она трогательно звала Mychailytch, а также работники офиса Бригли — Шпильман, красуня Джилл и Полански — как-то в ночь с пятницы на субботу шлялись по ночному Луисвиллу, и по желанию «русского гостя» прошли насквозь всю Мэйн-стрит, заходя в каждый попадавшийся на четной стороне улицы кабачок, где пропускали по стаканчику виски, и затем шли в следующий. И заразительно при этом смеялась, комментируя поведение Майцева-старшего. А мне подумалось, что если так все пойдет дальше, то нужно будет завести частный медвытрезвитель. И выписать из Союза десяток сержантов милиции для комплектования его штата.
В общем, Сергей Михайлович успешно постигал азы американского делового этикета и вскоре должен был сдавать серьезный экзамен — ему следовало самостоятельно получить канадское гражданство. И не за три года, как предусматривал закон, а за пару недель — как требовалось нам. Потому что на территории нашей многострадальной родины как-то так сложилось, что у человека с паспортом иностранной державы, желательно из числа доминионов британской короны, был по умолчанию гораздо больший кредит доверия со стороны властей, чем у любого из отечественных предпринимателей. Это отношение тщательно культивировалось телевидением, прессой, эстрадой — видимо, стране очень была нужна валюта, и ради нее нынешние правители готовы были лечь под кого угодно.
Пике и Берри остались в Союзе — поднимать старые знакомства, выстраивать внутреннюю сеть сочувствующих и доверенных, которые в скором времени должны были стать основными проводниками наших нововведений на всех уровнях — от законодательства до прессы и кухонных разговоров. Важнейшим моментом была массовость — и эти два человека должны были ее обеспечить. Финансировать их предполагалось через несколько учрежденных ими же совместных предприятий и некоммерческих фондов — когда советская машина бывала как следует смазана и простимулирована, она работала быстро, четко, с перевыполнением любых планов.
С Карнаухом Захар встретился с помощью вездесущего и всезнающего Павлова, но Юрий Юрьевич, год назад оказавшийся на пенсии, куда он ушел с поста замправления Внешторгбанка, был невыездным — кому-то показалось, что он хранит слишком важные тайны. Да в общем-то так оно и было: любая власть тщательнее всего охраняет свои финансовые дела, которыми немножко порулил Карнаух. Болгария да Чехословакия — вот самые западные страны, куда он мог выехать, если бы очень сильно того пожелал.
— Я нашел людей, отвечающих за соблюдение Карнаухом режима, — похвалился Захар. — В общем, двадцать тысяч долларов обеспечили кому-то хорошее настроение и надежду на обеспеченную старость, а Юрия Юрьевича перевели в какую-то другую категорию «секретных» работников. В общем, он в следующий понедельник будет в Белграде, а там парни Луиджи вывезут его в Италию.
— Ты рассказал ему о нас?
Захар посмотрел на меня так, будто я был одним из пациентов его папаши:
— С ума сошел? Я не такой балаболка, как ты, разболтавший Блэку и его людям самую страшную тайну современности. — Майцев засмеялся довольно. — Нет, конечно! Павлов сплел для него какую-то убедительную историю и предложил работу в одном из полусекретных загранучреждений вроде любимого Карнаухом банка «Восток», только в Штатах. Они были шапочно знакомы раньше, а теперь сошлись на ненависти к нынешнему генсеку. В общем, Юрий Юрьевич очень хочет поработать в своем прежнем качестве биржевого дельца. Говорит, есть масса идей.
— А как он воспринял всю эту детективщину: взятки, побег из Белграда и вообще?
Захар беззвучно рассмеялся:
— Знаешь, он научился уже ничему в этом мире не удивляться. Его такими вещами не проймешь. Человек, возивший золото в пассажирском самолете… В общем, это ему глубоко безразлично: нужно — значит, нужно! Только еще настаивал на вывозе своей команды. Он ведь не один работал.
— И что ты ему предложил?
— Ну-у-у… — Захар протянул загадочно. — В общем, в течение нынешнего года все его люди будут здесь.
— Лучше в Англии.
— Как скажешь, — пожал плечами Майцев.
Неформальная встреча с журналистами, обещанная Фрэнком, все-таки состоялась. Собралась дюжина «золотых перьев» из Нью-Йорка, парочка залетных с Западного побережья, и последние двое представляли Чикаго. Все они были не из первого десятка пишущей братии, но «подавали большие надежды». Не как журналисты, «работающие в поле», а по большей части как администраторы от журналистики: редакторы отделов, выпускающие и даже один — главный редактор какого-то специализированного обозрения из Сан-Франциско. Конечно, время от времени они и сами пописывали, но важнее было другое — они должны были стать чрезвычайно полезны, полезнее самого талантливого писаки, потому что решали, какая статья появится в их изданиях, а
