Чтец

– Кто же вы тогда? И кто они? Что вы о них знаете?

Паромщик, даже не повернувшись, повел их по другому коридору. На мгновение в ней проснулась способность видеть историю людей и вещей, и она поняла, почему паромщик молчит. Он просто не может говорить – у него нет языка. Язык был вырван у него много лет назад – так давно, что он даже разучился стонать.

Когда-то у него была жена, маленькая дочь, он работал ткачом, имел друзей и соседей. Были у него и враги. Ничего этого теперь у него не было. Теперь он просто безымянный паромщик, который является по зову и делает то, что ему велено – перевозит из Нарни в Корабель тех, кто жаждет встретиться с Хранителями. Никаких вопросов и никаких ответов. И за это они оставили в живых его семью.

– Мне очень жаль, – сказала Сефия.

Она одна из троих могла говорить, но ответа на свои вопросы она не получила.

Они шли по коридорам, и единственными звуками, которые их сопровождали, были звуки дыхания, шелест шагов да потрескивание горящих факелов. Наконец, они подошли к металлической двери, которая тускло блеснула в свете факела. На двери был выкован круг, внутри которого располагались четыре линии – три изогнутые и одна прямая.

Сефия приложила к знаку руку.

– Хранители, – произнесла она.

Паромщик кивнул и, слегка поклонившись, повернулся и пошел прочь по туннелю. Сефия смотрела ему вслед, пока влажное поблескивание его дождевика не было проглочено темнотой.

Стрелец внимательно смотрел на нее. Золота в его глазах было гораздо больше, чем обычно – они буквально горели.

– Думаю, мы на месте, – сказала Сефия.

Стрелец кивнул.

Они повернулись к двери, к изображению символа, за которым охотились все это время, и к тому, что лежало по ту сторону.

С минуту они колебались.

На краю мира

Это чудо, что они забрались так далеко. Даже легкий ветерок не дул с тех пор, как разверзлись небеса, и паруса бессильно висели на реях как потрепанные шторы. И только капитан Рид увлекал корабль вперед и вперед, отыскивая в неподвижной воде вялые течения и держа «Реку Веры» на курсе, несмотря на слепящий свет и иссушающую жару.

Солнце закрыло добрую половину неба, раскрасив его во все цвета радуги.

Рид вытер сухой лоб. Жара давила его, выкручивала его, как белье после стирки, хотя влаги в нем почти не осталось, и он не потел.

Целыми ночами он расхаживал по трюму, инспектируя ящики с провиантом и бочки с водой. И того, и другого становилось все меньше и меньше. Спускался в люк и вновь появлялся на палубе. Считал: один, два, три, четыре… Как будто счет был способен пополнить усыхающие запасы воды и солонины.

К утру ничего не изменилось. Члены команды получили по сухой галете, куску сушеного мяса и по полпинты воды. У многих даже не было сил жаловаться. Их тела, высушенные до состояния изюма, пожирали сами себя и представляли собой морщинистые кожаные мешки, натянутые на сухожилия и кости.

С трудом сохраняя вертикальное положение, капитан Рид оперся о бушприт. Он стоял здесь часами, пальцами рисуя на дереве взаимопересекающиеся круги – пока кожа на них не стала гладкой как стекло. Но, с какой бы стороны он ни брался подсчитывать, результаты подсчета говорили одно: у них оставалось провизии (если, конечно, крысы не возьмут свое и остаток плаванья пройдет гладко) только на то, чтобы вернуться. Если они повернут прямо сейчас, то выживут.

Солнце тонуло в океане, освещая его подобно лампе. Край Мира был близок. Но насколько близок? Свет был вещью ненадежной, слишком подвижной. Они могут пересечь Край Мира сегодня. А могут и завтра, и на следующей неделе.

Или никогда.

А вдруг у океана нет конца, и там, дальше, вообще нечего искать? И впереди – ничего, кроме бесконечных пустых вод?

Рядом с Ридом стоял Микс и, прищурившись, вглядывался вперед в поисках хоть каких-нибудь изменений в состоянии океана. Тени залегли в его