Огромная горная страна расстилалась вокруг. Еле видимые в темноте нагромождения скал, горные гряды. Холод и тишина. Крупные мигающие звезды, казалось, приблизились к поверхности, и до них можно было дотянуться рукой.
Незаметно для себя Анакреонт уснул – сморила усталость. От места последнего ночлега они двигались, останавливаясь только за тем, чтобы перевести дыхание и напиться в каком-либо ручейке, множество которых прорезало эту землю.
Пробудился он рано, еще до восхода солнца. Пора было продолжить путь к цели, ради которой он оказался здесь. Анакреонт умылся в ручье, позавтракал остатками вчерашней лепешки и глотком вина.
Из мешков он стал доставать снаряжение и надевать на себя, постепенно превращаясь в тяжеловооруженного воина гоплита. Помимо обычного вооружения, Анакреон прицепил еще один меч, лук и колчан, набитый стрелами. Он взял в руки длинное копье с широким лезвием, но, вспомнив что-то, отставил его в сторону.
Свой шерстяной плащ он погрузил в ручей и долго держал в воде, пока тот не набух от влаги. Затем накинул его на плечи. Если верить преданиям, это могло ему помочь, хотя очень стесняло движение. Снова взяв в руки копье, он подозвал свистом коня, который бродил недалеко, выщипывая траву.
– Прощай, мой верный Филеб! – сказал Анакреонт и на минуту прижался лицом к морде коня. – Теперь ты свободен. За мной не ходи! Если до вечера я не вернусь, уходи совсем! Спасибо тебе, мой боевой друг!
Конь печально заржал.
– Я сказал – за мной не ходи. Ты будешь мне мешать. Прощай! – и шагнул в сторону ущелья.
Впереди ждала его неизвестность. Конечно, перед таким важным делом надо было бы вознести хвалу Богам, просить о даровании успеха, принести им жертву, однако как было это сделать, если то, на что он сейчас шел, Богам неугодно и можно было даже ожидать их возмездия.
«О Боги, Боги! Замыслы и дела Ваши непонятны простым смертным!» – подумал Анакреонт, остановившись у входа в ущелье.
Лишь один день в году, седьмого бисия, (середина февраля – середина марта. Прим. автора) Боги разрешали вход сюда. И люди спокойно проходили через ущелье, выходили к Оракулу, где внимали прорицаниям пифии и надеялись получить ответы на свои вопросы.
Во всё остальное время вход в ущелье был под запретом Богов, но находились смельчаки, которые запрет нарушали и шли, пытаясь пробиться к трону пифии, чтобы задать вопросы… Однако никто из их назад не возвращался, и что с ними происходило после того, как они входили в ущелье, было неизвестно. Об этом говорили только шепотом, дабы не разгневать Богов. Так складывались легенды об Ужасе ущелья.
Теперь с этим Ужасом предстояло встретиться ему, воину Анакреонту. Да, аэды не лгали, вот она, неприметная тропинка, уходящая вглубь ущелья, освещенная сумрачным светом, словно стекающим с серых и черных скал.
Анакреонт быстро, насколько позволяло тяжелое вооружение, но осторожно, шел вперед. И вот увидел кучки белых человеческих костей и скалящих зубы черепов, отполированных ветром и дождями, разбросанных здесь и там дальше, насколько можно было видеть. Черепа ухмылялись, словно злорадствуя над тем, кто стоит здесь еще живой, но уже и жизни неподвластный. Когда-то все они были живы, полны надежд и сил…
Кого привела сюда жажда славы, кого гордыня, кого алчность. Но всех уравняла эта неприметная тропа, здесь заглохли дыхания и остановились сердца, разметав мечты по скудной траве. Здесь погибали один за другим. Но, бросая вызов запретам Богов, снова и снова, сюда приходили новые, чтобы в свою очередь остаться здесь навсегда.
Исчезали их останки только перед разрешенным для прохода днем, но после дня разрешенного, до такого же дня через год, наполнялось снова ущелье веселыми черепами и белыми костями, чтобы задумался очередной смельчак – безумец, стоит ли продолжать путь дальше.
Интуиция воина не подвела его. Услышав странный свистящий шелест сверху, Анакреонт отпрыгнул в сторону. Огненный цветок расцвел на том месте, где он только что стоял. Сверху падали вниз черные большие птицы, плевали огнем, пытаясь попасть в Анакреонта. И начался этот смертельный танец его на старой тропе. Анакреонт уворачивался от огненных сгустков, что, падая на землю, продолжали гореть, воспламеняя траву и сухой мелкий кустарник по обочинам. Два или три раза Анакреонт чувствовал, что в него попадали огненные плевки, попадали в спину, защищенную мокрой шерстью. Однако спину слегка поджаривало, чувствовалось даже через доспехи, видимо шерсть тлела!
Он отбросил щит и копье, сбросил плащ, успев заметить, что в трех местах шерсть уже горит.
Прыгая из стороны в сторону, задыхаясь от дыма, Анакреон и не осознал, как в его руках оказался лук и стрела.
И дернулась в полете первая птица, пронзенная стрелой, расцвела огненным факелом в воздухе, за ней вторая, третья…Они падали с неба комками огня, пронзенные стрелами Анакреонта. Был он отличным стрелком – лучником, промахов не допускал.
И птицы вдруг исчезли.
Анакреонт выскочил из задымленного места, успев захватить и щит и копье. Брать плащ не имело смысла, он уже пылал.
Тяжело опадая грудью, Анакреонт никак не мог отдышаться и откашляться от дыма. Нестерпимо хотелось пить, но воды не было. Он отыскал плоский
