Или плюнут.
Уже которую ромашку подряд. Обидно!
– На кого гадаешь? – Сверр приоткрыл глаз и, дотянувшись, поймал косу за кончик.
– Ни на кого. Так просто.
Он не поверил, а Кэри стало стыдно: нехорошо врать родному брату. И Сверр, словно подслушав ее мысли, за косу дернул, сказал:
– Признавайся…
Ромашка закончилась, но Кэри поймала следующий цветок. Нет, ей было жаль их, желтые солнца в белых коронах лепестков, однако… она ведь должна знать, любят ли ее.
– Хротгар…
– Это который рыжий? – Сверр наматывал кончик косы на палец.
– Прекрати! И он не рыжий!
– Рыжий!
Золотой, особенно если на солнце смотреть, и веснушки ему идут. Он старше Кэри на целых два года и, конечно, в упор ее не замечает. У них со Сверром свои дела, наверняка важные, и Кэри не хочет мешать, она издали наблюдает…
– Рыжий… – задумчиво повторяет Сверр, косу отпуская. – Идем.
Он перекатывается на бок и подает Кэри руку. Пальцы его стискивают запястье.
– Ты что? Отпусти!
– Не-а. – Сверр сдувает с носа лепесток. – Не отпущу… ты моя и только…
Тем же вечером он пробирается в комнату Кэри, зажимая распухший нос. Лоб его украшает глубокая ссадина, а левый глаз и вовсе заплыл.
– Из-за него все, – буркнул Сверр, привычно забираясь в постель. Он потянул одеяло, и холодная ступня коснулась ноги Кэри.
– Из-за кого?
Ей было жаль брата, которому наверняка больно. И Кэри, убрав со лба длинную белую прядь, подула на ссадину.
– Рыжего твоего… я спросил, что он о тебе думает.
– А он?
– Он сказал, что думает, что ты уродка.
Губа Кэри задрожала.
– Неправда.
– И я сказал, что неправда, – согласился Сверр, вытягиваясь. Он обнял Кэри и прижал к себе. – И мы подрались. Я его побил.
Он произнес это с огромным удовлетворением, и Кэри вздохнула:
– Врешь ты все…
– Что побил?
– Нет, что он… такое сказал.
– Вру. – Сверр фыркнул. – Я его просто побил.
– Зачем?
– Затем, что ты моя и ничья больше, ясно?
Он ущипнул Кэри, и та, разозлившись, толкнула Сверра локтем.
– Уходи.
– Нет. – Он вцепился в одеяло. – Или… ты любишь его больше, чем меня?
Светлые глаза потемнели от обиды.
Больше?
Кэри задумалась… Хротгар ей нравился, конечно. Он был милым и однажды нарвал для нее целый букет одуванчиков, но…
– Тебя, – решительно сказала она, обнимая брата. – Я люблю тебя много больше, чем его… чем всех.
И Сверр улыбнулся.
– Я никому тебя не отдам. – Он прошептал это на ухо и обнял Кэри так, что ей стало тяжело дышать. – Слышишь? Никому…
…это было еще любовью?
Или уже безумием?
И как понять, где заканчивается одно и начинается другое?
Кэри вздохнула и словно невзначай провела пальцами по медальону, что спрятался под тонкой шерстью. Он делался не для Кэри?
Пускай.
