Грязная кровь.
И пустой дом, который не спешит утешить.
– Мой дом, – сказала Кэри, сжимая кулаки. – И мой муж.
А он вернулся поздно, когда многочисленные часы в доме подобрались к двенадцати, и Кэри, заперев обиду, все же сказала:
– Здравствуй.
– Здравствуйте, – отозвался Брокк.
Он принес с собой запах гари и снег на волосах. Кэри протянула было руку, чтобы снежинки стряхнуть, но Брокк отступил.
– Не надо. – Отвернулся. – Уже поздно. – Он говорил глухо, раздраженно, точно само присутствие Кэри было неприятно ему. – Вам не стоило меня ждать.
– Почему?
Не ответит ведь. Придумает повод промолчать или спрятаться, а Кэри не останется ничего, кроме как смириться. И уйти к себе.
Пустая комната. Кровать и грелка, завернутая в байковую ткань. Простыни согреются, но Кэри все равно будет мерзнуть, гладить в темноте цепочку, слушать шелест медальона, вспомнив, что и этот подарок предназначался вовсе не ей.
– Что я сделала не так?
– Ничего.
Что ж, у него есть право молчать, а Кэри… терпение – главная добродетель женщины. И, наверное, ее присутствие и вправду излишне. Она сама – случайность в чужой жизни.
– Постой, – Брокк нагнал в дверях, сжал руку, дернул, разворачивая, – прости… простите, если я вас обидел.
– Отнюдь.
– Теперь вы мне врете.
– Учусь. – Она столько всего о нем знала теперь.
…о том, что он любит блинчики с кленовым сиропом или медом, но с сиропом больше. И пребывая в хорошем настроении, что в общем-то явление нечастое, ест их пальцами, забывая о манерах, правда ненадолго.
…что газеты начинает читать с последней страницы, на которой печатают гороскопы, хотя утверждает, что звездам не верит.
…что порой, задумавшись, он засыпает, а проснувшись, долго не может понять, где находится.
…что пьет он редко, но предпочтение отдает коньяку, а закусывает его шоколадом.
…что у него идеальный слух, и на клавесине он играет почти профессионально…
О да, Кэри столько всего знает о своем муже, но все равно совершенно не понимает его.
– Сложное время. – Брокк отвел взгляд. – Слишком много всего… случилось.
– Неприятного?
– Весьма.
Сжал руку в кулак, и кожа на перчатке натянулась, того и гляди треснут шелковые нити, распадутся швы.
– Мне очень жаль, что я вас огорчил.
Вежливо. И снова равнодушно, а тонкая нить, которая была между ними, натянулась до предела. Еще немного, и оборвется, опалив душу ударом. Уйти, пока не слишком поздно, оставив себе крохи надежды? Или все-таки… призраком витает запах лаванды.
– Я… не огорчилась.
– Ложь. – Он пытался улыбнуться.
– Ложь, – легко согласилась Кэри. – Во благо.
– А разве такая бывает?
– Не знаю. Я… наверное, и вправду плохо воспитана, но… что случилось? – Она позволила себе дотянуться до его руки. – Если мне позволено будет знать…
Нет. Он верит, но не доверяет.
– Дитар стало хуже?
Шаг назад. Не то еще улыбка, не то уже оскал.
– Откуда ты…
– Рассказали, и… я подумала, что могу с ней встретиться.
– И как?
– Она очень милая, и… мы разговаривали.
– О чем?
