быть в сговоре. Тюремщик? Один точно, остальные молчали бы из боязни место потерять. Ведь хлебное, ни для кого не секрет, что в Ньютоме за деньги можно почти все…
– Так приводили.
– Кто?
Макар вздохнул и поглядел в глаза Кейрену. Его собственные были мутными, и на левом плавала пленка бельма, точно пенка молочная. Веки припухшие, а ресниц почти не осталось.
– Если мало… – Кейрен вытащил бумажник.
– Не откажуся, – кивнул вор, выхватывая новую купюру. – Все зло от деньгов, так пастор наш баит, а я ему так сказал, что не от деньгов, но от жадности человечьей. И кабы был Макар здоровым, у тебя, хвостатенький, деньгов не хватило б на такое его откровеньице. Да только Макару недолго осталось уже. А как человек помирать сподобится, страхи с него сходят. Так я мыслею. Оттого и говорим мы тут о том, об чем молчать надо бы…
Далеко в низовьях загудела баржа, и, на голос ее отзываясь, донеслись удары колокола.
– Король подземный их приводимши… слышамши про него?
– Слышал, – согласился Кейрен и поднял с земли гладкий камушек, сжал в кулаке, успокаиваясь.
– Ваши-то небось думають, что сказка… а он есть… страшный человек. А новый-то того хужей. – Макар откинулся и перекрестился, широко, размашисто.
– Ты его видел?
– Я? – Вор нервно хихикнул, и смешок вышел тоненьким, девичьим. – Кто я таков, чтоб сам мне казався? Не, хвостатенький, слухи ходят… средь верных людишек слухи ходют, что в минулом-то годе случилось старому королю помереть… как это…
Он прищелкнул пальцами, выхватывая из памяти нужное слово.
– Скоропостижно! – не без гордости выговорил Макар. – А мыслю, что и новый к тому приложился. Оно и верно, с кровью корону взямши, так оно надежней… а следом за королем сгинули и те, которые много говорили… мол, к чему король над честным разбойным людом?
Спина зачесалась, и Кейрен потер ее о косяк.
Новый король.
…да здравствует, так сказал Фил, уходя за грань.
– И так от сгинули, что следочка не сыскать, зато и другие слухи полетемши… мол, сожрали тех, зело говорливых, подземники. Живьем сожрали, а косточки обглодамши. И ежели кто слишком борзый сыщется, то и следом итить могет. А кому охота? Подземники-то…
– Видел, – перебил Кейрен и головой тряхнул, сбрасывая липкое неуместное воспоминание о существе, замершем на краю пещеры. Круглоголовом, безносом и с неестественно большими выпуклыми глазами.
– Видемши и живой? – Макар хлопнул по плечу. – Силен, знать…
– Повезло.
– Оно-то да… но по-твоему… новому-то королю Ньютом без нужды… у него есть чем… людишек убедить.
Он вновь рассмеялся, а смех перешел в кашель. И Макар согнулся, закрыв рот руками. Тело его сотрясалось, и в какой-то момент Кейрен испугался, что человек умрет прямо здесь, на пороге.
И что ему с телом делать?
Но нет, откашлявшись, Макар отер губы.
– Про своего поспрошай Гаську Лукавую, если живая ишшо. – Он сплюнул, и к запахам гнили добавился новый, кровяный. – От дерьмище… до чего ж подыхать не в охотку…
Кейрен вежливо промолчал.
– Гаська в Ньютоме крутилась частенько… у кого деньжата имелись, то и… красивая была, сочная. Сиськи – во! – Вор растопырил руки и причмокнул. – А задница-то… ныне-то на лабане шкыряется. Но я тебе адресок кину, не спереживайся. Буде мордой крутить, напомни, что Макарке она задолжамши…
От былой Гаськиной красоты остался засаленный красный платок, который она на волосы накидывала. Платок сползал на рыхлые, побитые темной сыпью плечи, кое-как прикрывал обвислую грудь. От Гаськи воняло немытым телом, рыбой и дегтем, которым она мазала пятна на шее, припудривая их сверху мукой. От пудры этой само ее лицо гляделось бледным, неживым.
– Макарка… – Нервно облизала она губы, пухлые, вывернутые и покрытые толстым слоем алой помады. – Живой, значит?
– Живой, – подтвердил Кейрен и, когда женщина схватила его за руку, удержался, не оттолкнул.
Неприятна она, некрасива, сгорблена, но обряжена в пышное платье, наверняка чужое. Подол пестрит пятнами, а съехавшие рукава складками пошли. И шнуровка на корсаже растрепана.
– Должок… про должок помню… скажу… не за бесплатно. За бесплатно – другую дуру ищи.
И Кейрен послушно вытащил бумажник.
