Деньги Гаська пощупала, понюхала и, задрав грязные юбки, сунула в чулок, подвязку поправила.
– Может, того…
– Не стоит. – Кейрен отстранился. Эта женщина не вызывала ничего, кроме отвращения.
– Нехороша для тебя, значится? Верхний, чистенький… аккуратненький… – Она облизала длинные кривоватые клыки.
Полукровка? Смесок, крови в ней едва ли на осьмушку, и та слабая.
…к нашим или к вашим? Интересный вопрос.
– Ничего, я не обидчивая. – Она шмыгнула носом и потерла его. – От же… Макарка живой… чудо чудное. Показвай карточку свою.
Кейрен вытащил. И Гаська потянула его к единственному на всю улицу фонарю. У него ночными бабочками столпились шлюхи, которые при появлении Гаськи поспешили отползти. На Кейрена глядели издали, с интересом, перешептывались, некоторые, помоложе, подмигивали.
– Шебутные, – не то пожаловалась, не то восхитилась Гаська. – За ними пригляд и пригляд нужон. От и приглядваю.
Она произнесла это с гордостью за такую свою карьеру. Наверное, здесь, в каменном городском лабиринте, прижатом к гнилой реке, запертом меж стенами высоток, это и вправду достижение. Не спилась, не ушла в опиумные грезы, жива и в достатке, при деле…
– От, значится, куда подевался. – Она глядела на дагеротип долго и головой качала, и рыжеватые, с проседью, волосы, зачесанные высоко и залитые для крепости жиром, качались с нею, этакая проволочная башня, сквозь которую проглядывают залысины. – А я-то все гадала… славный был парень. Веселый.
– Как звали, помнишь?
Скривилась, но ответила:
– На кой ляд мне его имя? Хотя… погодь… барон… не, не барон. Рыцарь? Хитро он как-то прозывался… граф? Герцог! – Она воскликнула это громко и засмеялась, счастливая, что вспомнила. – Точнехонько, Герцог! Мне еще Лялька, которая его приведши была, хвасталась, что, мол, взаправдошний герцог он… дура она была, прости господи.
– Была?
Азарт погони заставил встряхнуться.
– Так еще когда померла… не помню, давно.
– Расскажи о нем.
Кличка – не так и много, но больше, чем было день тому. И Кейрен заставил себя глубоко вдохнуть, набираясь терпения. Пригодится.
– Чего?
– Всего. – Он вытащил еще одну банкноту. – Чего вспомнишь. Только, пожалуйста, без фантазии.
Эту купюру Гаська, обнюхав, сунула в декольте. А потом, хитро глянув подрисованным углем глазом, сказала:
– Предложи даме руку, кавалер… на променанду пойдем.
Кейрен не стал спорить.
Она же, поправив драную клетчатую перчатку, неспешным шагом двинулась по переулку. И шлюхи поспешили к фонарю.
– Так и сказать-то особо нечего… хорошенький был, помню. Веселый. Денег не считал. Он-то со своими девками появлялся поначалу, но те из верхних были, красивые… я и сама когда-то за рекою начинала. А что, скажешь, нехороша?
– Хороша, – поспешил согласиться Кейрен.
Гаська свернула. Выбранный ею путь проходил меж двух домов, стоявших до того тесно, что окна глядели в окна. И корабельные канаты связывали их, на канатах тех сохло белье. Впрочем, вряд ли в местной сырости, в темноте, оно способно было высохнуть. Влажно хлопали серые простыни, подштанники, рубашки шевелили пустыми рукавами. Воняло помойкой.
– Вежливый какой… обходительный. И он прям как ты… из образованных. У меня-то тоже имеется, если б не черная гниль, я б и дальше на верхах работала б, а так… не повезло. Пара клиентов, и подхватила. Но таких, как он, знаю. Домашний мальчик, послушный, говорю ж, прям как ты.
Кейрен стиснул зубы, сдерживая рычание.
– Из дому бегал, от мамочки небось… нравилось ему веселое житье. Поначалу куражу больше, чем дури, а там и затянуло. Оно ж так и бывает… играть стал, проигрываться. – Гаська остановилась и толкнула Кейрена к стене. Возмутиться он не успел: женщина прижала к намалеванным губам. Кейрен замер. И она обвила его шею руками, прижалась, навалилась всем своим немалым весом, впечатывая в щербатую стену. – Любопытные… ш-шалавы.
Он обхватил ее, преодолевая брезгливость, часто сглатывая кислую слюну, которая наполняла рот. Еще немного, и вырвет. Гаська же, часто судорожно дыша, ерзала.
За нею наблюдала тень.
Одна из многих теней, что появляются на границе сумерек, пожалуй, чересчур плотная.
Подвижная.
– Его крутили, – шептала Гаська, выдыхая в ухо гнилью нечищеных зубов, табака, тухлого мяса. – Быстренько в оборот взяли, поняли, что мальчик не