– Я… – голос чужой, но Таннис умеет им управлять, – сделаю все, чтобы он отстал.
Солжет.
И причинит новую боль, которой Кейрен не заслужил. Но лучше так, чем шило в печень… он думает, что сильный, сильнее человека. И это правда…
…шило в печень… так Войтех учил.
В печени много кровеносных сосудов. Кровотечение не остановить, даже с живым железом не остановить, но…
– Не трогай его, пожалуйста.
– Не буду. – Освальд подал руку, и Таннис приняла ее.
Не она, кто-то другой, забравший ее тело.
– Но я хочу, чтобы ты поняла, насколько все серьезно. Идем.
Идет.
По коридору.
И туфли ее – дюжина гвоздей на подошве, Таннис знает, она считала – громко стучат.
Цок-цок.
Кто там?
Никого, только призраки Шеффолк-холла. Выстроились вдоль стен, корчат рожи, прячутся за портретами украденных Освальдом предков.
Лжец.
И все здесь лжецы. Чего ради? Высшей цели? Спросить? Ответит. Но Таннис больше не верит словам. Хорошо, что ей все еще не больно.
Вот и дверь.
И ключ, который Таннис видела на поясе Ульне, этот – сделан недавно, сияет свежей медью.
– Ты не должна говорить о том, что увидишь здесь.
Ставни распахнуты. В комнате холодно и все-таки душно. Или просто Таннис задыхается. Она забывает, что нужно дышать, глубоко, по пантентованной методике доктора Вайса. Умным он, должно быть, человеком был… целая методика.
Вдох и выдох.
Мертвые розы. Множество мертвых роз. И очередной букет теряет силы в огромной напольной вазе. Сухие же стебли иных, темно-зеленые, покрывают пол. Под ногами они ломаются с громким сухим звуком, и Таннис не может отделаться от ощущения, что идет по костям старого дома.
Хрупким, серо-зеленым.
С запахом кладбищенской земли… жирной, на ней всегда крапива росла хорошо, и мать из нее варила суп. Таннис нравилось за крапивой ходить, пусть кладбищенский сторож и грозился полицию позвать.
– Мой отец исчез сразу после свадьбы, – сказал Освальд, остановившись у туалетного столика. – Матушка очень переживала… и переживает до сих пор.
Зеркало, затянутое пылью и паутиной.
Манекен.
Белое платье с фижмами. Кружево пожелтело, потемнел подол, но платье выглядело все еще нарядным, как и фата, свисавшая с дверцы шкафа.
Освальд приоткрыл дверь.
– На самом деле печальная история. – Он протянул руку, и Таннис, ступая по мертвым розам, вошла в шкаф. – Об обманутом доверии. Вперед.
Он протянул свечу, от которой осталась треть длины. И Таннис взяла.
Ступеньки.
Камень.
Подземелье. Крадущиеся шаги того, кто ступает за Таннис след в след.
Шаг в шаг.
Если толкнет… поэтому пустил первой, опасался. Хорошо. Пусть боится, бесстрашный подземный король. А лестница все тянется и тянется. Сколько здесь ступеней? Никак не меньше сотни.
И камера. Железные прутья. Мертвецы, которые и после смерти не обрели свободы.
– Он прожил несколько лет. – Освальд забрал свечу и поставил на столик. – Поверь, это достаточно серьезное… наказание. К слову, он до сих пор в розыске.
Он перехватил руку Таннис и дернул, подталкивая ее к решетке. Петля обвила запястье, сдавила.
– Что ты…
Кожаный шнур притянул Таннис к решетке.
– Не пугайся. – Освальд затянул узел. – Я вернусь… через некоторое время.
