…она хранится в шкафу, в резном ящике, украшенном разноцветной эмалью. Правда, та поблекла, потрескалась, а ведь когда-то Ульне любила эти картинки.
Рыцарь, повергающий дракона. Змей, что расправляет крылья. Белая роза… странно, что она, потерявшая способность видеть – плывет все перед глазами, – помнит их. Ульне откинула крышку, которая поддалась с трудом. И верно, без помощи своего мальчика она бы не справилась.
…ее и только ее, пусть и привел его Тедди.
…бросил.
Изуродовал.
И да, Ульне боялась, что кузена своего, вечно сонного, слишком иного, чтобы было ему уютно в стенах Шеффолк-холла, что мальчишку, который поселился под маской ее сына.
Дикий совсем.
С волчьим голодным взглядом, с манерами, которые нуждались в хорошей шлифовке, жадный до всего и не способный увидеть солнце.
– Мама? – Он держит шкатулку и книгу помогает извлечь. Какая же она тяжелая, разбухла от имен и дат, растрескалась от тайн, которые позволено знать лишь Шеффолкам.
И Освальд – не самая грязная из них.
…в тот день он стоял у окна, вцепившись бледными руками в гардины, не то желая содрать их, не то просто пытаясь не упасть. Он закрыл глаза и сквозь прозрачные бумажные веки смотрел на солнце. А по щекам катились красные слезы.
И Ульне, ставшая невольной свидетельницей этой слабости чужака, сказала:
– Прекрати себя мучить. Закрой окно.
Он не услышал.
И когда подошла, потянулась к гардинам, попытался оттолкнуть, но оказалось, что солнце истощило его силы. Мальчишка рухнул на пол, сдавил голову руками и завыл.
Наверное, ей следовало бы уйти, но Ульне осталась.
И села рядом.
Обняла его, удивляясь тому, до чего он худ. Под тканью дрянного пиджака – тогда он совершенно не умел одеваться – прощупывались острые плечи и длинная лента хребта.
– Не надо, мальчик. – Она гладила всклоченные его волосы, жесткие, пахнущие подземельем, и не позволяла вывернуться. Тогда у Ульне хватало сил. – Не плачь о том, чего нельзя изменить.
– Смириться? – выплюнул это слово.
Красноглазый, белолицый, с разодранными щеками, с полукруглым шрамом-меткой, мальчишка был страшен.
– Или смириться, или ждать, – ответила ему Ульне, вытирая кровь со щек. – Быть может, однажды жизнь подскажет, как поступить… терпение – это добродетель.
Она протянула ему испачканный кровью платок.
– Но для начала тебе стоит кое-чему научиться…
…он учился.
Менялся.
Изменился настолько, что Тедди это начало злить… ее беспокойный кузен захотел забрать и этого мальчика, хорошо, что не успел.
Освальд умен.
Упрям.
И честолюбив… он достоин носить имя Шеффолков.
– Подай нож, будь любезен. – Ульне не способна удержать книгу, и та падает, придавливает ноги немалым весом своим. А руки теряют способность нож удержать.
Пусть Освальд.
– Здесь. – Ульне проводит вдоль переплета. – Режь.
И клинок с хрустом ломает иссохшую кожу переплета. Рана ширится, и Освальд раздирает ее, уже понимая, что именно находится в тайнике.
Черный камень квадратной огранки, совершенный каждой гранью своей. Он вспыхивает яростно, оскорбленный многолетним пленом. И чернота отступает.
– Корону сделаешь сам. – Ульне протягивает руку, и камень ложится в нее. Тяжелый.
Слишком тяжелый для женщины.
А корона, надо полагать, и вовсе была бы неподъемна, но Освальду пойдет… семь зубцов… и не нужны другие алмазы, хватит и этого.
