Шаг назад и взгляд мечтательный… так, пожалуй, смотрят на картину.
– Здесь, – тонкий палец ткнулся в доску, – сцепка ненадежна. И здесь, кстати, тоже.
– Знаю.
– Контур не выдержит…
– …если не добавить резервные вектора.
– …и откат…
– Там прочная порода. Гранит. Выдержит…
Инголф понимает с полуслова, и, с брезгливо оттопыренной губой, он берет кусок мела, разглядывает его долго, придирчиво, а потом резко, быстро вносит правки.
– Треугольника будет достаточно. – Почерк у Инголфа нервный, острый. – Квадрат был бы лучше, но, как понимаю, четвертого самоубийцу мы в столь короткий срок не отыщем. К слову, когда?
– Завтра на рассвете…
– Завтра. – Он мнет мел, и белые крошки сыплются на брюки.
Темная шерсть с узкой белой полосой. А пиджак на атласной желтой подкладке, которая на полтона светлей жилета.
– Завещание, по всему, оставить не успею.
Олаф смеется. До судорог, до всхлипа.
– Инголф, ты… ты зануда страшная, но я тебя люблю. – Он вытирает слезы тыльной стороной ладони, отчего-то левой, а правая, растопыренная, упирается в пол. – Нет, я тебя определенно люблю…
– Допустим. – Инголф отступает. – Но будь добр, держи свою любовь на расстоянии.
– Злой какой.
– Не злой. Брезгливый. Ты давно на себя в зеркало смотрел?
В этом раздраженном, с легкой нотой снисходительности тоне есть что-то успокаивающее, родное. И Брокк позволяет себе надежду.
…быть может, у них получится остановить безумие.
– Остался еще один нюанс. – Инголф расстегивал пуговицы. – Как избавить вас, мастер, от подарочка…
– Вряд ли получится.
…выжить Брокк не рассчитывал.
– Но попробовать стоит… хотя бы в теории.
Олаф вскочил. Его движения отличались нехарактерной прежде суетливостью, словно его переполняла энергия и Олаф не способен был управиться с нею.
– Оно маленькое… – Рука Олафа легла на грудь Брокка, а сам он застыл в неестественной позе. Ноги расставлены, колени полусогнуты, локти прижаты к бокам. Левое плечо опущено, правое поднято, и голова лежит на нем.
Ненормален?
Не более чем сам Брокк.
– Ты бы хоть руки вымыл. – Сняв пиджак, как делал всегда, приступая к работе, Инголф повесил его на спинку стула, провел пальцами по плечикам, выравнивая. В этом Брокку виделся ритуал.
…он согласен на ритуалы, лишь бы получилось.
Олаф же на замечание обернулся и, прижав к губам палец, зашипел:
– Слушаю.
Он и вправду слушал, и пальцы на груди Брокка подрагивали.
Грязные пальцы с ребристыми синеватыми пластинами ногтей. Не стриженые – обкусанные неровно, они плыли, удлиняясь, заостряясь, наливаясь характерным черным цветом.
На запястьях проступила мелкая мягкая чешуя.
Олаф отстранился и, сев на пол – садился он, по-детски широко расставив ноги, – сказал:
– У меня получится сделать замедлитель. Усыпить его… секунды на две.
Две секунды – это много…
– Заряд слабый. – Инголф деловито собирал тарелки, стряхивая содержимое их на пол. – Если отбросить подальше, то шанс есть.
…две секунды.
И цепная реакция…
…треножник зеркал, за каждым из которых станет жизнь.
