– И все-таки я скажу. – Королева невидящим взором смотрела в окно, на стекло, которое мелко, мерзко дребезжало. – Эта девица слишком многое себе позволяет…
…нарастающий гул сбивал с мыслей. И странно было думать о том, что, быть может, сегодня ее, королевы – несмотря ни на что королевы, здесь права милейшая подруга – не станет.
Смерти она не боялась.
Ждала?
Нет, не ждала. И покойный супруг, бывший весьма неплохим для супруга, – королева знала, что в этой жизни ей мог попасться и куда худший экземпляр, – давно уже стерся из памяти. Голос его, черты лица… пожалуй, сын походил на него.
Или все-таки на нее?
Не важно.
Куда важней утренний ритуал, пусть и нарушенный отсутствием горничных.
Простая прическа. И платье яркое, почти вызывающее: вдовам ли красное надевать? Пусть срок ее вдовства и позволяет снять строгий траур, но… но сегодня она, быть может, умрет.
А королеве нравились яркие цвета в той, в прошлой жизни.
– И рубины. – Ее подруга, пожалуй, единственная настоящая, сама застегнула ожерелье.
Серьги помогла надеть. Диадема не корона, но почти…
– Хороша.
Алые капли тускло мерцали, время от времени вспыхивая. Окаменевшее пламя… и пламя живое, там, под дворцом, уже близко.
– А ты?
– А что я? – Подруга удивилась. – Я просто-напросто упрямая старуха…
Она заняла место у зеркала и, почти не глядя на свое отражение, быстро и ловко переплетала косу. Внуки, правнуки… пустые мечты, которые сгорят сегодня. И Аби, милейшая Аби, кротко улыбается своему отражению. Никогда-то она кротостью не отличалась.
Коридоры пусты. И по стенам летят призрачные сполохи. Дворец огромен, пожалуй чересчур огромен, и в кои-то веки королева ощущает его несуразную громадность. Ныне роскошь дворца кажется ей вычурной.
Излишней.
Бьют часы на старой башне, и гул их доносится сквозь стены.
…трещат.
…трещины расползаются по стеклу, и старый паркет норовит приподняться, но опадает, покоряется королеве.
…со звоном лопаются колпаки на светильниках. Стеклянная пыль ложится под ноги, а камни на ожерелье горят все ярче.
– Скажите, матушка, отчего вы так упрямы? – Стальной Король сидит на ступеньках. И трон возвышается над ним: золоченое кресло с красным сиденьем. Надобно сказать, чтобы сиденье это перетянули, а то бархат поистерся, того и гляди дырами пойдет.
– Доброе утро, сын.
– Доброе.
Не встал, потянулся, зевая широко, развел руки и заложил сцепленные ладони за голову.
– И где остальные?
– Там. – Стальной Король махнул в сторону Большого зала. – Ждут…
– Чего?
– Понятия не имею, но думаю, ошибиться будет сложно… знаете, матушка, а вам к лицу красный. И камни весьма в настроение.
– Зато ты позволяешь себе выглядеть нелепо.
– Я тоже вас очень люблю. – Он поднялся неловким движением, цепляясь за ножку трона…
…и ковер давно не чистили. Куда только смотрит эта девчонка, которую он в жены взял? Хотя известно куда. И он ей потакает, не понимая, что подобные занятия недопустимы для королевы… сказать?
Разве услышит?
– И все-таки зря вы остались, матушка. – Стальной Король стоял, положив руки на шею, словно бы она затекла или болела. – Здесь будет…
…жарко.
Эхо далекого взрыва избавило от ответа.
– Вот и все. – Стальной Король подал руку. – Идемте, матушка… нас ждут.
Кейрен упал на землю.
Спуск. Бесконечные ступени. Скрип стальных тросов, на которых держалась лестница, и страх, что тросы эти не выдержат. Пролеты и недолгий