– Я сумасшедший?
– Отнюдь! Глупость какая… вы пребываете в небольшом душевном расстройстве, которое, несомненно, пройдет…
– Вот и чудесно. Пусть проходит в другом месте.
…дома.
Доктор ушел, пребывая в задумчивости, и матушке нажаловался. Она появлялась каждый день в пять, когда сестра-хозяйка выходила на отдых. Она устраивалась на лавочке, доставала из корсажа мешочек с табаком и трубку.
…еще один ритуал.
Быть может, если разложить день на ритуалы, он пройдет быстрее?
– Дорогой, я рада, что ты захотел вернуться…
…матушка приносила цветы, заменяя увядшие букеты свежими. И домашнюю выпечку. Бульоны в высоких термокувшинах. Керамические горшочки с паштетами, рагу и еще чем-то.
Кейрену было все равно. Он ел, потому что обед ли, ужин – это тоже ритуал, убивающий время.
– Я обновила твою комнату…
Матушкина забота пахнет ванилью, той, которую томили в молоке, набирая запах для выпечки. И резкий, слишком насыщенный, он забивает нос.
– …и кузен о тебе справлялся. Конечно, мне не слишком нравится мысль о твоем возвращении к работе, но доктор уверяет, что тебе нужна привычная обстановка…
…комната Кейрена в серых тонах. Матушка уверяет, что на самом деле обои темно-синие, с модным узором из вертикальных полос, но Кейрен утратил способность различать цвета.
…в доме Таннис живет другая женщина, худая и высокая, с пенсне и толстой кошкой, которая на Кейрена шипит. А женщина морщится и долго не понимает, чего он хочет. Кейрену сложно со словами. Он подбирает их, нелепо цепляя одно к другому.
А вещей нет.
Забрали их.
Кто?
Матушка, которая вздыхает, мнет платок и признается:
– Я отдала в приют для бедных.
– Зачем?
– А что еще с ними было делать? – Ее удивление притворно, и запах лжи отдает треклятыми азалиями…
Ничего не осталось.
…и месяц на водах, где сам воздух обладает особой целительной силой, проходит мимо Кейрена.
Управлению серый цвет идет.
И кабинет почти уютен, разве что Кейрен всякий раз открывает окна нараспашку, пусть от близости реки тянет рыбой… рыбу продают здесь же, с деревянного лотка. Одноногий старик разделывает ее по желанию покупателей. Взмах короткого ножа с широким клинком, и рыбья голова катится в корзину, туда же падают осклизлые потроха…
– Ты меня не слушаешь. – Тормир Большой Молот говорил как-то очень уж мягко, с укором, и эта странность ненадолго вырвала Кейрена из привычного его спокойного состояния.
Он повернулся к дяде.
А тот, вдруг закашлявшись, пусть прежде на здоровье не жаловался, встал.
– Делами займись.
…дела.
Серые папки. Серые же листы, словно из пепла склеенные. Серые буквы… и серые люди, за буквами скрытые. Мелкие воры, мошенники… ничего серьезного не поручают, но Кейрену впервые все равно. Воры так воры…
…его равнодушие людей пугает.
Странно.
…Кейрена представили к награде. Вручили орден и ленту. Матушка радовалась. Отец хмурился, и чем дальше, тем сильней. Наверное, Кейрен вновь сделал что-то не так.
Что?
Не имеет значения.
День ко дню, расписанные по минутам, забитые ритуалами, которые позволяют если не быть живым, то казаться. Весна проходит с песнями мартовских котов, которые осаждают торговца рыбой. И вонь становится невыносимой.
