Пощечина была лишней.
Или нет.
– Выпей еще…
А самогон – это кстати, только зря Райдо флягу отнял.
– Нажрешься еще, – сказал он, сбивая воду с волос. – А мне тебя тащить.
– Куда?
– А вот это ты скажи куда. Могу домой… если хочется.
– А если нет?
…Таннис жива.
Жива.
И почему-то от этого больно, точно мир, тот самый, который позволял Кейрену оставаться к себе равнодушным, вдруг треснул.
Надо дышать, но не задохнуться.
Запахом рыбьих потрохов, грязной воды, снега и камня… угля. Железа.
Мокрой шерсти собственного пальто.
Азалий.
– Как она могла? – Самогон не перебивает боль, просто у нее появляется сивушный привкус. И если дышать только ртом, то пройдет.
Все пройдет.
– За что она со мной так?
Жалобный голос, и он сам, Кейрен, ощущает себя… нет, не ничтожеством. Ребенком, за которого снова решили, как для него лучше.
И, наверное, он повод дал.
– Просто она тебя так любит. – Райдо садится рядом. На лавке хватит места для двоих. – Ее не переделать. А ты, если и дальше будет тут торчать, простынешь. И на хрен ты будешь нужен такой, сопливый.
– Сколько?
– Что «сколько»?
– Времени сколько прошло…
– А ты не знаешь?
– Я… я понимал, что оно вроде бы идет, но как-то… мне ведь все равно было.
– Весна заканчивается.
– Да?
Серая вода. И серый дождь. И холод, который вернулся, пробирая до костей.
Не похоже на весну.
Но… больница, а потом дома еще… и поездка… работа… он ведь давно ходит на работу. Кажется, что давно… и, наверное, просто Кейрен совершенно выпал из жизни.
– Что поделаешь, весна в этом году дерьмовая, – совершенно искренне сказал Райдо. – Говорят, из-за альвов климат меняется… так что, младшенький, идешь?
– Домой? Нет.
– Домой. – Райдо поднял рывком за воротник. – За Перевал… хватит уже бегать, младшенький.
На той стороне портала Кейрена все-таки вывернуло. И он долго стоял, упираясь ладонями в колени, сглатывая слюну, пытаясь привыкнуть к тому, что жив.
…весна по ту сторону гор пахла свежим хлебом и еще молоком, навозом, зелеными яблоками и конским потом.
…песком и деревом.
…морем, растянувшимся вдоль кромки берега.
Белый песок и черная коряга.
Дом с двускатной крышей белого цвета и графитово-черной трубой. Зелень винограда, облюбовавшего дальний угол, и малахитовые грозди его, недозрелые, мягкие на глянцевых тарелках листьев. Навес.
И тень, которая падает, вытягивается по дощатому настилу, добираясь до кромки воды. Кресло.
Тонкий аромат кофе.
И безумный страх, что пришел слишком поздно…
…Райдо писал письма.
