– Ты… – Все-таки всхлипывает и забивается в угол беседки, заворачивается в соболей так, что наружу лишь кончик носа торчит. – Равнодушная скотина, вот кто ты…
– Леди таких слов не употребляют.
– А я употребляю, – голос дрожит, и Люта сдерживается с трудом.
И уже не сдерживается, плачет, тихо всхлипывая и вытирая глаза кулачком. И надо бы утешить, но Кейрен сидит, смотрит на руки…
…Таннис осталась одна.
Она дождется.
Наверное… она молчала, когда Кейрен уходил. И улыбалась. И коснулась нежно, словно прощаясь. Показалось. Кейрен просто слишком боится ее потерять.
– Что тебе стоило помочь? Ты же… теперь мы все будем несчастны… ты…
– В прошлом месяце я вел одно дело. Убийство. Девушка сбежала из дома. С женихом, – говорить о таком тяжело, вспоминать тяжело.
То дело запомнилось затяжными дождями и листьями, прилипшими к телу. Алебастровой кожей на желто-багряном кленовом ковре, светлыми волосами, что рассыпались, уходя в этот ковер, словно корни. И безглазым изуродованным лицом.
Спасала Таннис.
Ей Кейрен рассказывал и об этой девушке, которая долгое время оставалась безымянной. И о родителях ее, облаченных в черный креп, словно заранее пребывающих в трауре. В их доме было много крестов и свечей, а сами они глядели на Кейрена с презрением.
И требовали передать дело другому.
Человеку.
– Он помог ей сбежать, заодно обокрав родителей…
…огромная сумма в полторы сотни фунтов и ложечки с нефритовыми ручками.
– А потом убил.
– За что? – Люта перестала всхлипывать.
– Сказал, что она начала его упрекать… всего-то неделю вместе прожили. Он любил выпить, вот и не сдержался. Один раз по лицу ударил… кочергой. В руках была.
Люта зажала рот руками.
– Было еще одно дело, правда, не с убийством. Сводня покупала красивых молодых девушек, выписывала из деревни, представлялась хозяйкой и обещала устроить в приличный дом на работу…
Грязь, с которой Таннис была знакома не понаслышке. И утешала, стирая эту грязь руками. Слушала, молчала, перебирала волосы, и Кейрену становилось легче.
– Или вот еще одно… самоубийство. Девушка осталась одна, без денег и мужа, но беременная. И она не нашла ничего лучше, как сигануть с моста…
– Зачем ты мне это рассказываешь?
Люта уже не плакала, сжимала кулачки, смотрела едва ли не с ненавистью.
– Затем, чтобы ты поняла. Бежать опасно.
– Я…
– Слишком умна, чтобы позволить себя обмануть? Ты думаешь, кто-то из этих девушек считал себя дурой?
Злится. Лучше так, чем равнодушное молчание.
– Конечно, ты думаешь, что отличаешься от прочих. Ты ведь статью написала, и тебя приглашали работать… куда там, я не запомнил, прости.
Фыркнула.
Да, для нее Кейрен слишком глуп и прост. Он и сам себя таким ощущает, потому как представления не имеет ни об архитектонике контуров переноса, ни о полях и их взаимодействии. Обыкновенный следователь.
– Но реальную жизнь в формулы не запихнешь. Знаешь, сколько заявлений о пропаже людей мы получаем ежемесячно? Три-четыре сотни. Из них две трети – о молодых дурочках, которые, как выяснилось, решили сбежать, поискать лучшей жизни.
– Ты считаешь, я дурочка? – холодным звенящим голосом поинтересовалась Люта.
– Я считаю, что ты… недооценила опасность. Мы не находим и половины этих девочек. А из тех, которых находим, лишь треть и вправду замужем и счастливы. Кстати, эти-то и дают родителям знать о том, что живы. И Люта, я не хочу брать на себя ответственность за твою жизнь и здоровье.
Сложно.
С ней. С мамой, со всеми вдруг и сразу.
– И, по-твоему, что нам делать?