Зоя не знала, что ему ответить.
Она немного оттянула время, сказав:
– Мне нечем писать, козявка.
Джона прошлепал от двери, а потом вернулся. Он закатил что-то под дверь: узенькую черную ручку на серебряной цепочке из шариков. Похоже, он сорвал ее у окошка в банке. Но пусть об этом с ним поговорит мама.
Она прижала бумагу к двери.
Они продолжили подсовывать листок под дверь. Джона перестал его складывать, что вроде бы показывало, что он перед ней раскрывается.
Ответа не было. Зоя не понимала, закончен ли этот разговор. В груди у нее что-то садняще потрескивало, словно статический заряд.
Листок наконец вернулся. Джона снова миллион раз его сложил.
Зоя перевернула листок. Вторая сторона была чистой, но от множества изгибов начала рваться. Она написала еще одну записку. Она давала обещание Джоне – и себе. Она ни на секунду не задумывалась. Слова просто вылетели из нее.
Она написала это огромными буквами и даже поставила подпись, дату и нарисовала себя как супермена в плаще и с большими бицепсами.
Джона открыл дверь с радостным и смущенным видом. Глядя ему за спину, Зоя заметила, что он так энергично прыгал на своей божьей коровке, что кровать отъехала от стены.
Спустившись вниз, Зоя попросила Руфуса побыть с Джоной еще пару часов (ей было так стыдно за себя, что даже в глаза ему смотреть было трудно), а потом вышла из дома к Вэл, которая делала стойку на руках прямо на снегу. Вэл не допускала скуки даже на секунду.
Когда Вэл снова встала на ноги и вытерла ладони о джинсы, Зоя продемонстрировала ей листок, на котором переписывались они с Джоной. Вэл внимательно его прочла, переворачивая в нужных местах.
– Джона просто обалденный, – сказала Вэл. – Так бы и затискала его до смерти.
Зоя кивнула и прошла мимо нее к машине.
– Еду в полицейский участок, – объявила она. – Собираюсь потребовать, чтобы они достали папино тело. Хочешь со мной?
– Будет серьезная стычка? – уточнила Вэл.
– Очень может быть, – подтвердила Зоя.
– Тогда решительно хочу с тобой.
В машине они не разговаривали, а только по очереди меняли настройки радиоприемника. Зоя была вся в музыке в стиле кантри, а Вэл нравилась станция, которая запускала одни и те же четыре поп-хита снова и снова, словно какой-то эксперимент психологов. Тот же ландшафт, который по дороге домой казался таким ярким и веселым, сейчас плыл за окнами безнадежной и мертвой картиной.
Зоя припарковалась у отделения полиции и проделала тот самый «глубокий очистительный вздох», о котором вечно твердила ее мать.
– Что мне надо делать там? – спросила Вэл. – Можно играть роль? Можно импровизировать?
– Просто будь моим другом и не дай меня арестовать, – попросила Зоя.
Вэл скорчила недовольную рожицу.
– А если я захочу, чтобы арестовали меня? – осведомилась она.
– Ради этого приедем сюда в другой раз, – пообещала Зоя. – С костюмами и прочим. Годится?
– Вполне.
Они с Вэл ударили по рукам. Они делали вид, что хай-файв – это ирония, но на самом деле им просто нравилось хлопать друг друга по ладони. Один- единственный раз они попробовали стукнуться кулачками, но обеим не захотелось изображать идиотский звук взрыва.
В отделении царила суета, но тот единственный полисмен, который Зое нравился, Брайан Вилкомерсон, увидев подруг, встал из-за своего стола. Видимо, он почувствовал исходящую от них напряженность – словно дымовой след.
– Вы насчет Стэна Мэнггольда? – спросил он, не успели Зоя с Вэл даже подойти к его столу. – Потому что…
Стэн Мэнггольд! Зоя уже давно не вспоминала об этом маньяке, и теперь его имя выбило ее из колеи.