– Очень рад вас видеть, – приветливо сказал этот последний. – Я – Уокер, агент фирмы «Армитедж и Вильсон». Позвольте представить вам также доктора Северола, моего товарища по службе. Нам нечасто случается видеть здесь частную яхту.
– Это «Геймкок», – ответил я. – А я её владелец и капитан – Мельдрем.
– Исследователь?
– Лепидоптерист… иными словами – охотник на бабочек. Я исследовал весь западный берег, начиная от Сенегала.
– И богатая у вас добыча? – спросил доктор. Я заметил, что белки его глаз имеют желтоватый оттенок.
– Сорок полных ящиков! Сюда мы пристали, чтобы запастись водой и разузнать, нет ли чего-нибудь для меня интересного.
Пока мы беседовали, два молодых круса успели подтянуть мой ялик к берегу. Я ступил на мол, и мои новые знакомые закидали меня вопросами: белых они не видали уже много месяцев.
– Чем мы занимаемся? – переспросил доктор, когда я, в свою очередь, стал расспрашивать его. – О, дел у нас множество, и они отнимают у нас уйму времени. В свободные же минуты мы спорим о политике.
– Да, по особой милости Провидения, Северол – отчаянный радикал, я же – честный, неисправимый юнионист. Благодаря этому мы каждое утро спорим о местном управлении часа по два и более.
– И пьём виски с хинином. В настоящее время мы оба прямо-таки пропитаны лекарством, а нормальная температура тела доходила у нас в прошлом году до 40 градусов. Нет, что ни говорите, а устье Огоуэй-ривер никогда не сможет стать курортом.
Нигде не услышишь столько шуток, как в колониальной глуши: люди, идущие в авангарде цивилизации, привыкли говорить о своих бедах и печалях с юмором, черпая в добродушных остротах силы и мужество, чтобы противостоять ударам судьбы. В какие бы уголки от Сьерра-Леоне и ниже я ни заглядывал, всюду в источающих лихорадку болотах я находил противоборствующие тропическому недугу уединённые общины и слышал всё те же мрачноватые шутки. Есть, право слово, что-то чуть ли не божественное в дарованной человеку способности господствовать над условиями собственной жизни и заставлять свой ум и дух презирать материальные лишения.
– Через полчаса будет готов обед, капитан Мельдрем, – сказал доктор. – Уокер займётся им: эту неделю его черёд исполнять обязанности экономки. А мы покамест, если угодно, прогуляемся: я покажу вам остров.
Солнце зашло за линию пальм, и свод неба представлялся внутренностью громадной нежно-розовой раковины. Тот, кто никогда не жил в тропических странах, где даже вес маленькой салфетки, лежащей у вас на коленях, становится нестерпимым, не может себе представить восхитительного облегчения, которое испытываешь, чувствуя свежесть вечера.
– У нашего острова есть романтический отпечаток, – сказал Северол, отвечая на моё замечание относительно однообразия их жизни. – Мы живём на границе неведомого. Там, в верховьях реки, – и его палец указал на северо-запад, – Дюшалью посетил внутренность материка и открыл гориллу; там Габон – страна больших обезьян. С этой стороны, – и он указал на юго-запад, – никто не проникал далеко. Местность, орошаемая нашей рекой, совершенно неизвестна европейцам. Стволы деревьев, которые несёт течением, приплыли из таинственной и неведомой страны. Когда я вижу удивительные орхидеи и необычные растения, принесённые водой на окраину острова, я сожалею, что не обладаю достаточными познаниями в ботанике.
Доктор указал на покатую отмель коричневого цвета, сплошь усеянную листьями, стволами и лианами. Её концы, выходившие в море, как естественные молы, образовывали маленький неглубокий залив, в центре которого плавал ствол дерева, окружённый вьющимися растениями.
– Все эти растительные остатки принесены с возвышенности, – сказал доктор. – Они будут плавать в нашем маленьком заливе до тех пор, пока новое наводнение не унесёт их в море.
– Что это за дерево? – спросил я.
– Кажется, что-то вроде приморского дуба; но он порядочно-таки истлел, если судить по его внешнему виду. Не пойти ли нам дальше?
Он привёл меня в длинное строение, где было разбросано много клёпок и обручей.
– Вот это наша бондарная мастерская, – сказал доктор. – Бочки мы получаем в разобранном виде и сами собираем их. Скажите, вы не замечаете здесь ничего зловещего?
Я посмотрел на высокую крышу из гофрированного железа, деревянные струганые стены, на земляной пол. В одном из углов я заметил матрац и шерстяное одеяло.
– Нет, не вижу ничего страшного, – ответил я.
– Знаете, мы столкнулись тут с чем-то необычайным. Видите эту постель? Я намерен нынче ночевать здесь и без хвастовства скажу, что это будет серьёзное испытание для человеческих нервов.
– Что же здесь происходит?
– Что происходит? Вы недавно говорили об однообразии нашей жизни; так вот, уверяю вас, что в ней порой случаются престранные вещи. Но давайте вернёмся в дом, потому что после захода солнца от болот поднимается туман, который источает лихорадку. Смотрите: вон сырость уже тянется через реку.
В самом деле, длинные щупальца белого пара, изгибаясь, вытягивались из чащи низких кустов и зарослей и ползли к нам над широкой и взволнованной
