рассердиться по любому поводу и без него, я в курсе. Что постоянно хочешь хоть в чем-то меня победить, тоже знаю; говорят, это нормальное желание для угуландских магов, начинающих и не только, в Эпоху Орденов такими были почти все. Но намеренно бить в уязвимое место – это совершенно на тебя не похоже. Не такой ты человек.
Меламори почернела и стала прозрачной; для совсем начинающего сновидца это обычное дело, но в ее случае означало, что она всерьез выбита из колеи. Все-таки уже не новичок.
– Я не сержусь, – сказал я. – И не обижаюсь. Не обдумываю страшную месть. Просто хочу понять, как тебе такое в голову пришло.
– Мне показалось, это скорее забавно, чем страшно, – наконец ответила она. – Джуффин и Шурф, решившие сожрать твое сердце, как – помнишь, был такой сумасшедший поэт, похищавший людей, чтобы съесть их сердца[12]? В общем, я думала, ты потом сам посмеешься. Заранее представляла, как мы с тобой будем над ними шутить.
– Забавно, значит, – повторил я. – Слушай, а тебя, часом, никто в последнее время не благословлял?
Сказал и тут же понял, что глупость. Меламори не в Ехо, а в Арварохе. Мало того, что просто далеко – расстояние, как сказал бы сейчас Гэйшери, величина, легко поддающаяся изменению – но туда даже силой никого не загонишь. А если все-таки загонишь, храбрые воины Тойлы Лиомурика Серебряной Шишки или кто у них там сейчас главный Завоеватель Арвароха, встретят героя на берегу. И похоронят потом без особых почестей, для некоторых, я знаю, это довольно важно, хотя лично мне плевать.
Сама Меламори в первый раз приехала в Арварох в качестве возлюбленной одного из военачальников, а во второй – ушла туда в сновидении, отправилась прямо в объятия тамошних буривухов, которые уже успели многому ее научить. Оба способа хороши, но нашим столичным злодеям, скажем так, не то чтобы легкодоступны, будь они хоть трижды великие колдуны, которых в детстве недостаточно сильно любил Великий Магистр какого-нибудь мятежного Ордена, чем нанес неизлечимую душевную травму, а нам теперь с этим счастьем в одном городе жить.
– Благословлял? – удивленно переспросила Меламори. – Это ты так шутишь?
– Забудь, я просто сказал, не подумав. Что неудивительно: я сейчас все-таки сплю.
– Я, между прочим, тоже, – напомнила Меламори. – И за свои поступки отвечаю только отчасти. Наяву я бы не стала насылать на тебя такой кошмар… наверное, не стала бы. Но наяву у меня и подобной проблемы не возникло бы. Скрываешься от меня – на здоровье, взрослый человек, имеешь полное право. А когда не можешь ни присниться, ни проснуться, чтобы спросить, что случилось, чувствуешь себя беспомощной дурой. А от беспомощности я всегда злюсь. Ты, между прочим, тоже.
Оно так.
– Ладно, – сказал я. – Проехали. Я не сержусь.
Но сказал я это уже не во сне, а сквозь сон, просыпаясь. Что довольно обидно. Теперь Меламори будет думать, я нарочно так внезапно проснулся, чтобы ей досадить.
– Я вам поверил! – возмутился Гэйшери. – А вы сделали из меня дурака! Это и есть ваша хваленая брань? «Проехали, я не сержусь»?! Или теперь это считается непростительным оскорблением? Ну и времена!
– Извините, – вежливо сказал я. – К сожалению, слухи об ужасах, которые я творю в момент пробуждения с теми, кто меня разбудил, несколько преувеличены. Людям свойственно идеализировать ближних. К тому же они жить не могут без страшных легенд.
Гэйшери мгновенно успокоился.
– Вот это точно, – согласился он. – Обо мне тоже вечно всякую ерунду выдумывают. Ладно, если не будете браниться, хотя бы кофе меня угостите. Я мечтал о нем все время, пока вы дрыхли.
– Я тоже, – вздохнул я, привычным движением пряча руку под одеяло. – Спал и мечтал.
Посмотрел, с какой алчностью он вцепился в чашку, и спросил:
– Может, вас заодно накормить? Еда из далекого будущего какой-то иной реальности это, по-моему, настолько запредельный бред, что даже едой не считается. Чего вам голодным сидеть?
– Чувство голода не является хоть сколько-нибудь значимой проблемой для человека, способного сознательно управлять своим вниманием, – надменно сказал Гэйшери. – Это для вас, нынешних, великий подвиг какие-то несчастные полгода просидеть без жратвы, а я о ней даже не вспомню! – и, отставив в сторону пустую чашку, с подчеркнутым равнодушием спросил: – А еда из иной реальности такая же странная, как этот горький напиток? Любопытно было бы ее изучить.
Покидая Мохнатый Дом, я оставил Темного Магистра наедине с полной сковородкой котлет, гигантским омлетом и целым яблочным пирогом. Он набросился на еду, как ветры Пустой Земли Йохлимы на любопытного путника. В моем сердце теплилась надежда, что ему худо-бедно хватит до моего возвращения. В самом деле, сколько может тянуться даже самое долгое совещание? Максимум пару часов.
– Живой, ну надо же! – обрадовался Джуффин, когда я ввалился в его кабинет, вернее, возник там из ниоткуда; Темный Путь – единственный известный мне надежный способ не опаздывать на совещания. Точнее не очень сильно на них опаздывать. Максимум – на четверть часа.
