желающие могут пялиться на ваш драгоценный дом, сколько влезет.
Я не поленился выйти на улицу, чтобы проверить. Дом стоял на положенном месте с таким невинным видом, словно никогда не исчезал. Заодно я послал зов Трикки Лаю и сказал: «Если к тебе сейчас прибегут с криками, что Мохнатый Дом исчез, не пугайся, это была просто глупая шутка».
А этот засранец ответил: «Да уже прибежали. Я сразу так и подумал, что шутка. Даже дергать тебя понапрасну не стал».
Вот у кого железные нервы. И неиссякаемый запас здравого смысла. А я – жалкий паникер.
…Однако, вернувшись в башню, я сказал, стараясь сохранять крайне мрачный вид:
– Как я и думал, полиция уже в курсе. Но самый лютый ужас я успел предотвратить: теперь никто не заявится нас спасать.
– Это очень жестоко с вашей стороны, сэр Макс, – печально заметил Гэйшери. – Теперь, получается, мы так и будем жить неспасенными до конца своих дней?
Я так удивился, услышав из чужих уст очень типичную для меня самого фразу, что даже не рассмеялся.
Но он, конечно, сразу почувствовал перемену моего настроения. И начальственным тоном спросил:
– Вы уже отыскали этого… этих… Ну, кого собирались? Или еще копаетесь?
– Копаемся, – подтвердил я. – Пока только древнюю рукопись нашли.
– Что за рукопись?
– Ту самую, которую без особой надежды на успех искал по моей просьбе сэр Шурф. Где подробно рассказывается о вашем Благословении, – объявил я, втайне рассчитывая сразить его этой новостью. – Оказалось, такая рукопись действительно существует. Называется «Песнь обо всем». И все это время была спрятана в Иафахе. Осталось выяснить, кто именно ее там хранил.
Но Гэйшери только с досадой поморщился:
– Как же у вас все медленно! Три кулака в звездную задницу! Как же невыносимо медленно все у вас! – и, посмотрев на меня, сварливо спросил: – Вы чего ржете? Любой нормальный человек на вашем месте сейчас рассердился бы. Я же, в сущности, несправедливо к вам придираюсь. Зачем такое терпеть?
– Звездная задница! – сквозь смех объяснил я. – Перед глазами теперь стоит!
– Главное, держите себя в руках, – строго сказал Гэйшери. – Вы все-таки очень могущественный человек, даже без скидки на свою эпоху. И должны понимать, что любой воображаемый предмет, на котором сконцентрировалось все ваше внимание, в любой момент может стать полновесной частью реальности. А вы, готов спорить, не умеете их отменять.
– Да кто же в здравом уме станет отменять звездную задницу? У меня рука не поднимется. Никогда!
Пока мы вместе смеялись, я окончательно и бесповоротно простил этому дурацкому Темному Магистру все выходки сразу, оптом. Еще и на будущее остался некоторый запас.
Не знал, что кратчайший путь к моему сердцу лежит через звездную задницу. Но в общем всегда смутно предполагал что-то подобное. То есть особых иллюзий на свой счет все-таки не питал.
– А это что такое? – спросил Гэйшери.
Он поднял с пола газету, о которой я уже забыл. Повертел в руках, поднес к самому носу, одобрил:
– Отлично пахнет. Это и есть та самая так называемая древняя рукопись? А зачем вы мне ее приволокли?
– Да какая же она, к лешему, древняя рукопись? – растерялся я. – Это просто газета. И ей, по моим прикидкам, максимум два часа от роду. Специально принес: вдруг вам интересно почитать, что сейчас пишут в газетах.
– Неинтересно! – отрезал Гэйшери. И, смягчившись, добавил: – Все равно я могу только картинки смотреть. Я этих ваших будущих букв не знаю и знать не хочу. Какие-то они у вас дурацкие. Наши были гораздо красивей.
– А раньше был другой алфавит? – удивился я. – Вот это да!
– Нашли чему удивляться. Он даже на моем веку дважды менялся. За какие-то несчастные пару дюжин тысячелетий! Вечно находятся бездельники, которым больше нечем заняться, и начинают заново перерисовывать буквы. Какие глупцы! Наш Мир был беспредельно великодушен, дав нам язык, который способны понять все живые существа, чтобы людям легче было договориться между собой и даже с гостями из иных реальностей, если вдруг заявятся. В других мирах, по моим наблюдениям, в этом смысле особо не забалуешь: часто даже у ближайших соседей языки разные, хочешь их понимать – сиди, зубри. Нам просто фантастически повезло! Но вместо того, чтобы жить да радоваться, эти болваны только и думают, как бы все запутать. Так написать: «Я пошел в сортир», – чтобы пролетающий мимо огненный демон, храпящий на краю деревни пьяный бродяга и приехавший на ярмарку житель соседней деревни никогда не разобрали эти каракули, не познали пресветлую мудрость и остались в дураках.
– А иррашийцы вообще свой язык придумали, чтобы их разговоров никто не понимал, – наябедничал я.
– Мне рассказывали, – кивнул Гэйшери. – Но они хотя бы не поленились, выдумали язык целиком, от начала и до конца. Жил бы я в ваше время, непременно бы его выучил. По-моему, это должно быть забавно – всерьез говорить о настоящих людях, вещах и событиях на выдуманном языке. Уж всяко интересней, чем морочить друг другу голову дурацкими буквами, которые не укладываются ни в одной разумной голове!
