Добыча

себя не видят, — она скрипит зубами. — А когда я попыталась ткнуть Эпафа в это носом, он сказал, что у меня паранойя.

Я киваю, вспоминая, что она говорила об этом раньше:

— Не могу поверить, что он так сказал. Ты самый спокойный и непредвзятый человек, которого я знаю.

Она издает смешок, и я чувствую, как ее напряжение спадает.

— Ох, Джин, — говорит она. — Иногда я сама начинаю в себе сомневаться. Не понимаю, действительно ли все так странно, или только кажется. То есть я всю жизнь провела в стеклянном Куполе, откуда мне знать, что нормально, а что нет? — она качает головой, а потом опять принимается стучать меня кулаком по груди: — Только попробуй опять заболеть! Только попробуй опять оставить меня одну!

Ветер шумит в кронах, ветви шелестят. Капля воды падает с листка, приземляется на висок Сисси и скользит по ее скуле. Я стираю ее, мои пальцы скользят по влажной мягкой коже. Она все еще стучит кулаком по моей груди, но медленнее, как будто ее что-то отвлекло. Потом ее рука останавливается, повисая в воздухе между нами.

Я смотрю ей в глаза. Когда-то они казались мне просто карими, но теперь взрываются цветами окружающего нас леса: каштановым, цветом коры плодовых деревьев, кипарисов.

Я убираю руку от лица Сисси и осторожно кладу на ее кулак. Она хочет что-то сказать, но я отвожу глаза и убираю руку.

Спустя мгновение она тоже опускает руку. Мы стоим не двигаясь, не говоря ни слова.

— Ты сказала, что я и половины не знаю, — наконец говорю я.

— Что?

— О деревне. Что еще ты видела?

Она оглядывается:

— Ах да.

Она смеется, но это не веселый смех, как будто она просто прочищает горло или готовится сменить тему:

— Сюда. Вчера ночью я наткнулась тут на что-то странное. Не знаю, что и думать.

Она ведет меня сквозь деревья, время от времени наклоняясь, чтобы не наткнуться на низко растущие ветки. Мы выходим на поляну и останавливаемся. Перед нами высокая насыпь, которая делит лес надвое.

— Там, наверху, — говорит Сисси, карабкаясь на насыпь.

Мы забираемся, галька и мелкие камушки осыпаются у нас под ногами. Поверху тянутся два узких металлических рельса, расположенные параллельно на расстоянии, равном примерно росту ребенка. Они кажутся бесконечными, тянутся по всей длине насыпи и исчезают в темноте. Перпендикулярно лежат деревянные планки, соединяя рельсы, как ступени лежащей на земле лестницы. В груди у меня образуется ледяной ком. Я оступаюсь и хватаюсь за рельс. Я смотрю вдаль, туда, где рельсы теряются во тьме.

Ледяной холод заполняет меня.

— Ты знаешь, что это? — спрашивает Сисси. — Это дорога для какого-то странного спорта?

Я поднимаю глаза, глядя в другую сторону, во тьму, откуда приходят рельсы. Я чувствую на шее холодное дыхание ужаса.

— Это штука называется «железная дорога». По ней ходит «поезд». Я читал об этом в книжке. В сказке с картинками.

—  Железная дорога? — она смотрит на рельсы. — И что такое поезд?

— Что-то большое, — говорю я тихо, — транспорт для путешествий. Чтобы преодолевать огромные, непредставимые расстояния. Сотни миль. По этим металлическим балкам. С удивительной скоростью, — я пытаюсь скрыть чувства, но дрожащий голос выдает мой страх.

—  Сотни миль? — Сисси подходит ко мне, бледнея на глазах. — Что эта «железная дорога» делает здесь?

— Не знаю.

Она смотрит на домики Миссии в отдалении.

— Джин, — шепчет она с расширенными от ужаса глазами. — Что это за место? Где мы?

20

Я не спал почти всю ночь, но открываю глаза с первыми лучами солнца. Я в своей комнате, но не в постели. Там лежит Сисси, погрузившись в сон, я