— Идем с нами, Джин, — говорит он, — пожалуйста? — От его последнего слова что-то словно ломается у меня внутри.
Я поворачиваю голову, смотрю на восток. На пустые бесплодные земли.
— Джин, — теперь говорит Джейкоб, — пойдем с нами. Ты теперь один из нас. Ты с нами. Ты идеально вписался. Мы семья. Мы не дадим тебе уйти.
Никто никогда не просил меня остаться. Я молчу, чувствуя, как пустоту внутри меня, которая была всегда, заполняет тепло. Я снова поворачиваюсь к ним. Бен смотрит на меня с надеждой. Он замечает по моему лицу, что я принял решение, и улыбается. Он тянет Сисси за руку:
— Он идет! Он идет с нами!
Эпаф кивает мне, его глаза теплеют.
— Надо идти, — говорит он. — До Миссии не близко. Ты иди вперед, я пойду последним. Как ты на это смотришь?
Я уже вижу, как делаю шаг и оказываюсь среди них. Я почти чувствую, как они похлопывают меня по спине, смотрят на меня горящими глазами, как мое тело наполняется энергией, когда я веду их обратно в Миссию.
Но я не двигаюсь. Я прикован к этому месту. Снова я смотрю на восток. Как будто множество рук тянут меня одновременно в противоположные стороны.
— Я пойду за Джином! — говорит Джейкоб, поднимая рюкзак.
Но я не двигаюсь.
Наконец Сисси, долго хранившая молчание, говорит. Но, в отличие от других, в ее голосе нет ни радости, ни возбуждения.
— Джин, — вот все, что она произносит.
Только мое имя, и очень тихо. Ее голос полон непереносимой скорби, тяжестью падающей на мои плечи. Она качает головой, и это едва заметное движение значит больше тысяч слов. Мальчики поворачиваются к ней, ничего не понимая.
— Сисси? — спрашивает Бен. — В чем дело?
— Джин не пойдет с нами, — отвечает она, не сводя с меня глаз.
— Что? Что ты имеешь в виду?
Она спокойно отвечает:
— Ему нужно идти на восток. Этот путь определил для него Ученый.
— Нет, — Дэвид едва говорит от волнения. — Он один из нас, он останется с нами…
— Он — Источник. У него другой путь.
— Сисси, — говорит Бен, — но он же хочет идти с нами и…
—
Младшие мальчики бледнеют, но их глаза и дрожащие губы свидетельствуют о том, что они понимают: Сисси права.
— Он должен найти Ученого, — продолжает Сисси со спокойной решимостью. — Этого хочет Ученый. Он так планировал с самого начала. Мы не можем позволить своим личным чувствам, — ее лицо каменеет, — мешать этому, — она краем глаза смотрит на меня, и ее голос в первый раз срывается от боли. — И Джин, глубоко внутри, тоже хочет этого.
Ребята смотрят на меня. Бен теперь замечает на моем лице другое выражение. От этого его нижняя губа дрожит, на глазах выступают слезы.
— Джин? — спрашивает он, и этот вопрос повисает в воздухе, дрожа на ветру.
Сисси идет ко мне с застывшим выражением лица.
— Он хочет к отцу. Ничто — и никто — не значит для него больше. Мы не можем ему в этом отказать. Мы должны отпустить его. — Она стоит прямо передо мной, так близко, что в ее каменной решимости я вижу трещины, сквозь которые сочится боль. — Ты ведь пойдешь за ним до края земли. Верно, Джин?
За ее спиной мальчики смотрят на меня. Небо над ними яркого, глубокого голубого цвета. Не видно ни облачка. Бен начинает всхлипывать, и Эпаф обнимает его за плечи.
— Я не оставлю вас, — говорю я.
— Ты должен, — отвечает Сисси. — Я не позволю тебе остаться.
— Мне надоело расставаться…
Она прикладывает палец к моим губам, вынуждая меня замолчать.
Солнечный свет, отражающийся от гранитных валов, делает ее глаза глубже. Я вспоминаю, как впервые увидел эти карие глаза на экране на моем столе в школе. Когда она вынимала лотерейные номера для Охоты. Столько дней прошло, но я все еще помню этот взгляд. Даже пиксели экрана смогли
