Я помолчал, причесывая мысли, взъерошил рукой волосы на затылке и, тщательно подбирая слова, ответил:
– Я мог бы требовать золота. Чтобы разделить его на всех или поставить условие – свободный проход через земли кубаев! Но мы и так пройдем. Захотят этого степные воины или нет! Можно клясться друг другу любыми клятвами, Чичегул, но это не оживит павших. Между нами кровь!
Чичегул криво усмехнулся и процедил сквозь зубы:
– Не думал, что когда-нибудь произнесу это, но ты прав, рус. Мертвые ушли в страну без имени, они не встанут, даже если я отрублю все ваши головы и сложу их вонючей кучей и кубаи будут наслаждаться зрелищем, когда вороны будут вытаскивать ваши глаза, а жуки и черви станут сосать податливую плоть…
– Постой, Чичегул! – прервал Петр фантазии степняка. – Если ты продолжишь так, как начал, то Узан не проживет и часа! Хочешь продолжить греметь сталью – изволь! Вчерашнее солнце освещало ваши спины, когда вы спешили унести свои головы подальше от наших мечей. Не играй с огнем и не покроешься волдырями!
Чичегул потемнел лицом, его ноздри раздувались, но прежде, чем он что-то сказал, в разговор вступил Семка:
– Остановитесь, воины! Если вы хотите сражаться, зачем разговоры?! Но мы сидим за столом и разделили трапезу! По законам божеским и человеческим, никто не может обнажить оружие. Иначе будет проклят и в степи, и в Славене! Опомнитесь! Вы – вожди, за вами – люди! Они надеются на вас! Воины ожидают, что их ведут разумные командиры, которые ценят их жизни! Да, кровь пролилась, но, Чичегул, будь справедлив, кубаи бросились на нас первыми, и мы спасали свои жизни, когда заговорила сталь! Объясни, чем вызван был этот шаг, ведь русы давно не были в степи!
– Спроси об этом у Аманида! Еще не остыли пожарища наших стоянок, на которых топтались мрассу! – ответил Чичегул, буравя глазами Азамата и крепко сжимая рукоять меча.
Сын султана спокойно смотрел на Чичегула и положил руки перед собой на стол, ладонями вверх. Чичегул невольно отпустил оружие. Но взгляд его по-прежнему не сулил ничего хорошего. И тут в разговор вмешался молчавший до этого Лал:
– Кубаи известные и благородные воины, сыны Таргутая, да славится его имя в веках! То, что сделал Аман, непростительно, но ни я, ни Аманид не участвовали в том набеге. Азамат и его бунчук прошли восточнее земель кубаев, а я откочевал на юг до того, как Аман и Жучиль совершили злодеяние, которое посеяло вражду между нами…
– Я тебе не верю! – прорычал Чичегул. – Мрассу…
– Стой, кубай, – хрипло проговорил Лал, побледнев до серого цвета, – ты оскорбил меня незаслуженно, но среди нас есть шаман. Пусть явит нам свое мастерство и скажет, кто здесь лжец!
Колдун с погремушками потянул Чичегула за рукав, тот нехотя склонился к нему, но, послушав, довольно ухмыльнулся и сказал:
– Есть способ! Вы его называете Кыжап-быырз[55], а мы – Ак-хорс[56]. Что скажешь?
Лал молча кивнул, вид у него был неважный.
Чичегул, напротив, заметно оживился, заговорил быстро, с напором:
– Если уважаемый в степи Лал Кирипчак пройдет испытание, Шестеро поклянутся в вечной дружбе Серпу и Азамату, и ваше войско не только беспрепятственно пройдет через земли кубаев, но мы вместе осадим Карлук и младший Аманид станет султаном черных мрассу! В противном случае вы уберетесь восвояси и отдадите нам Узана и половину своего скота и золота.
– Ты неплохо осведомлен, Чичегул, – хмыкнул Петр, – но твои желания чрезмерны, половина наших стад – справедливая цена, но мы не уйдем! Быки, лошади и шаман будут ценой поражения Лала и нашей платой за проход на Карлук! Иначе я вызову из Славена тысячу всадников, и мы огнем и мечом проложим себе дорогу! А если Лал пройдет испытание – кубаи пойдут с нами, ваши мечи не будут лишними!
Чичегул вопросительно посмотрел на своего спутника, тот кивнул. Рыжий гигант веско сказал:
– Да будет так! Ак-хорс состоится в полночь, на лысом холме, в четырех стрельбищах к востоку отсюда!
Кубаи поднялись и пошли к своим лошадям, мы проводили их стоя. Когда Чичегул и шаман присоединились к своим и скрылись в зарослях ковыля, мы сели и выпили еще пару раз в молчании.
Я поинтересовался у мрассу:
– О чем говорили кубаи, что это за ритуал?
Азамат хмуро ответил:
– Когда неясно, говорит человек правду или нет, то его перед лицом отца – неба Тенгри и матери-земли Сао-Уэй подвергают суду Бархудара: он должен пройти испытания стихиями и воплощениями предков. И, уже очищенный страхом и муками, человек должен повторить свои слова, как клятву – тогда все сомнения считаются развеянными и все в Великой Степи обязаны верить его словам, как своим.
– Ясно! Ну, что, Лал, как, сдюжишь? – спросил я у степняка.
Мрассу, который только-только стал приобретать свой естественный темно-желтый цвет, снова стал серым и выдавил:
– У меня выхода нет – или, как ты говоришь, сдюжу, или погибну!
