Он попробовал открыть дальнюю дверь, перебирая ключи на связке. Она была не заперта. Но ведь он помнил, как чернокожий запирал ее. Значит, тот, кто тайком, согнувшись, подобрался к ней сегодня, был отнюдь не тюремщиком, проверяющим, надежно ли она заперта. Вместо этого он открыл замок. И факт этот внушал самые серьезные опасения. Конан распахнул решетку и шагнул через порог в кромешную темноту.
Как он и думал, дверь выводила отнюдь не в наружный коридор. Вымощенный каменными плитами пол исчезал вдали, а по обе стороны тянулись камеры, но определить – хотя бы приблизительно – размеры помещения, в котором он очутился, Конан не мог. Не было видно также ни крыши, ни других стен. Лунный свет проникал сюда только сквозь решетки камер и терялся в темноте. Человек, обладающий не таким острым зрением, как киммериец, даже не разглядел бы серые пятна света, обозначающие каждую решетку.
Повернув налево, Конан быстро и бесшумно двинулся вдоль ряда тюремных камер, ступая по плитам босыми ногами. Проходя мимо очередной клетки, он на ходу заглядывал в нее. Все они были пусты, но заперты. В некоторых белели кости, оставшиеся от прежних мрачных веков, когда Бельверус был еще крепостью, а не городом. Но, похоже, в недавнем прошлом подземелье вновь начали использовать, причем намного активнее, чем об этом догадывался окружающий мир.
Вскоре он заметил впереди смутные очертания нижней площадки лестницы, полого поднимавшейся наверх, и понял, что именно ее он и искал. И вдруг Конан резко развернулся и присел в тени у ее подножия.
Позади него что-то двигалось – что-то огромное и неуклюжее, но почти бесшумное, и это не была поступь человека. Вдаль убегал длинный ряд тюремных камер, перед каждой из которых лежало пятно тусклого света. И сейчас Конан видел, как что-то пересекает эти пятна. Что это было, он пока разглядеть не мог, но фигура выглядела огромной и тяжелой и при этом двигалась с нечеловеческой легкостью и быстротой. Она на миг заслоняла собой пятна света, а потом вновь таяла, сливаясь с темнотой. Зрелище было жутким – чья-то тень стремительно приближалась к нему в полном молчании.
Он слышал, как гремели решетки, когда существо по очереди трогало их. Вот оно подошло к клетке, которую киммериец покинул совсем недавно, и дверь ее распахнулась под его нажимом. Конан увидел, как в дверном проеме на мгновение мелькнула огромная бесформенная туша, а потом тварь исчезла в клетке. На лбу у Конана выступил пот, а ладони стали влажными. Теперь он знал, почему Тараск тайком подкрадывался к его двери, а потом столь поспешно удалился. Король отпер дверь, после чего открыл клетку с этой тварью, которая сидела где-то в подземелье.
Тварь тем временем вышла из его камеры и вновь двинулась по коридору, склонив бесформенную морду к самой земле и вынюхивая его след. Сейчас Конан видел ее отчетливее; в тусклом сером свете мелькало огромное человекообразное туловище, но намного шире и массивнее, чем у любого человека. Тварь ковыляла на двух ногах, хотя и горбилась при этом, а ее серая шерсть серебрилась сединой. Морда представляла собой грубую пародию на человеческую голову, а длинные руки свисали почти до земли.
Наконец-то Конан понял, откуда взялись в темнице расщепленные и сломанные кости. Теперь он знал, с кем столкнулся. Это была серая человекообразная обезьяна, из тех отвратительных людоедов, что обитают в лесах на восточном гористом побережье моря Вилайет. Страшные и полумифические твари, они упоминались в древних хайборийских легендах, а в реальном мире считались чудовищами, каннибалами и убийцами из глухих лесов.
Конан знал, что тварь учуяла его присутствие, потому что теперь она ускорила шаг, быстро ковыляя на своих коротких кривых и мускулистых ногах. Он оглянулся на лестницу, но понял, что не успеет добежать до верха и обезьяна настигнет его раньше. Он предпочел встретить ее лицом к лицу.
Конан ступил в ближайший квадрат лунного света, чтобы сохранить за собой хотя бы это преимущество, потому что знал – тварь видит в темноте намного лучше его. Чудовище моментально заметило Конана; в темноте тускло сверкнули его огромные желтые клыки, но оно не издало ни звука. Порождения ночи и тишины, серые обезьяны Вилайета не умели разговаривать. Но на морде, словно в чудовищной пародии на черты человеческого лица, отразились звериный восторг и предвкушение.
Конан напрягся, бесстрашно ожидая приближения монстра. Он знал, что успеет нанести всего один удар, но тот должен стать смертельным; шанса на вторую попытку тварь ему не даст. И отпрыгнуть в сторону он тоже не сумеет. Он окинул взглядом короткую толстую шею, огромное волосатое брюхо и могучую грудь, на которой двумя гигантскими колесами перекатывались грудные мышцы. Значит, придется целиться в сердце; лучше рискнуть тем, что клинок натолкнется на крепкие ребра, чем бить туда, где удар изначально не станет фатальным. Прикинув шансы, Конан понял, что должен двигаться с такой же стремительностью, как и чудовищная тварь. Ему придется столкнуться с монстром грудь в грудь, нанести смертельный удар, а потом надеяться, что его тело выдержит чудовищную трепку, которая наверняка последует.
Обезьяна навалилась на него, размахивая могучими ручищами; он поднырнул под них и нанес удар, вложив в него всю силу. Конан ощутил, как кинжал по самую рукоять погрузился в поросшую шерстью грудь, а потом резко пригнул голову, напрягся, обхватил монстра обеими руками и ударил его коленом в живот.
На краткий миг ему показалось, будто он угодил в эпицентр землетрясения, которое разрывает его на части; и вдруг он почувствовал, что лежит на земле, а рядом испускает дух чудовищная тварь. Ее красные глазки были устремлены куда-то вверх, а в груди подрагивала рукоять кинжала. Отчаянный удар Конана все-таки достиг цели.
Он тяжело дышал, словно после долгой драки; руки и ноги у него дрожали. Ему казалось, что кости у него вывернуты из суставов, а из многочисленных царапин, оставленных когтями монстра, сочилась кровь; мышцы отзывались ноющей болью на любое движение. Проживи тварь хоть на секунду дольше,
