- То же, что сделал я. Воткни его себе в ладонь. Не думая ни о чем, с размаху.
Фарук улыбнулся.
- Ты хочешь, чтобы я повторил твой фокус? Нет проблем.
Он размахнулся, помедлил секунду, наслаждаясь мгновением, затем резко всадил лезвие себе в ладонь.
- Ну вот, - весело сказал он, - я тоже могу быть крутым.
- Конечно, - улыбнулся Иван. - Но для начала было бы неплохо перевязать руку.
Фарук опустил взгляд на ладонь и пошатнулся. Кровь темными каплями закапала на снег.
- О господи! - вскрикнул Фарук. - Я проткнул себе ладонь! Боже, как больно… - Фарук затрясся, на глазах у него выступили слезы.
- Стой спокойно, - приказал Иван. Одной рукой он сжал запястье Фарука, а другой вынул нож из кровоточащей ладони. Фарук закричал от боли и отскочил от Ивана.
- Нож был настоящий… - проговорил он плачущим голосом. - Ты дал мне настоящий нож!
- Да, - спокойно ответил Иван. - Но ты ничего не почувствовал, правда? Вера сделала тебя нечувствительным к боли.
- Ты дурак! - крикнул Фарук. - Ты кретин!
Иван швырнул окровавленный нож в сугроб и задумчиво посмотрел на Фарука.
- В следующий раз, когда тебе нужно будет принять важное решение, поднеси ладонь к глазам. Ты увидишь шрам и сразу вспомнишь о сегодняшнем вечере.
4
Фарук Маратович вздохнул и отвел взгляд от окна.
- Как вы поняли, я не самый доверчивый человек на земле, - сказал он, обращаясь к дьякону и Жене. - Доверию я предпочитаю веру. И я верю в его способности. Иван был необыкновенным человеком.
Рашидов поднял руку и для чего-то посмотрел на свою ладонь.
- Так вашего приятеля звали Иван? - подала голос Женя. - А фамилия?
- Иван Глебов. Иван Сергеевич Глебов.
Отец Андрей на секунду задумался, затем качнул головой:
- Никогда о таком не слышал.
- Меня это не удивляет, - сказал Рашидов. - Иван всегда обожал таинственность.
- Но вам-то он доверял? - спросила Женя, отрываясь от блокнота.
Занятый разжиганием трубки, Фарук Маратович ответил не сразу. Лоб его был нахмурен.
- Когда-то, еще в студенческую пору, мы были с ним дружны, - медленно и тихо сказал он. - Насколько вообще можно было дружить с таким человеком, как Иван.
- Он был угрюм и нелюдим?
Рашидов покачал головой:
- Да нет… Скорее задумчив. Он не замечал окружающих людей не из-за угрюмости и злобы, а просто потому, что был постоянно погружен в свои мысли. Только тесно пообщавшись с Иваном месяца два, я понял причину его постоянной сосредоточенности на чем-то, что находится вне сферы обыденной жизни.
Женя поправила пальцем очки и спросила:
- И что это за причина?
- Видите ли… - Фарук Маратович усмехнулся. - У Ивана была своя теория. Он считал, что все вещи в мире представляют собой шифр и что вся природа является чем-то вроде шифра или секретного письма, которое человеку предстоит разгадать. В качестве доказательства он ссылался на Евангелие…
Рашидов задумался. В его ушах, как отголосок давно минувших дней, прозвучал звонкий молодой голос:
«Прочти Евангелие, парень! Бог никогда и ничего не говорил людям напрямик. Он говорил притчами, то есть - загадками, которые нужно было разгадать или в крайнем случае, проинтерпретировать. А если это так, то все вокруг - все, что мы видим, слышим, ощущаем, - все это загадки. Шифры, символы и метафоры, смысл которых нам непонятен!»
